спросил:

— Как звать, тебя?

— Сережей, - ответил мальчик.

— Ну, вот что, Сережа, ты бы все-таки пошел лучше в подвал, у меня такое дело получилось… Как объяснить тебе… Я тут, понимаешь ли, долго не продержусь… Мальчик поднял голову и посмотрел на Горюнова.

— Отступать будешь? - спросил он дрогнувшим голосом.

— Отступать? - Горюнов покачал головой.- Нет, друг мой, Сережа, нет у меня такой привычки - отступать. У меня с боеприпасами заминка получилась. Ненадолго хватит их у меня, так во? ты иди, спрячься. А то как немцы налетят, у меня с ними разговор короткий будет.

Он показал на. гранату и криво усмехнулся. - Понял? И вот- ведь досада какая: лежат автоматные диски во дворе, у дома, у товарищей моих убитых… а что толку? Не добраться мне до них, нога у меня, понимаешь ли, перебитая… да и немцы подстрелят. Двор-то им как на ладони виден…

Мальчик не мигая смотрел на него.

— Ну что смотришь? Иди, говорю, иди… Нечего тебе тут, - строго сказал Горюнов.-Может выберешься из подвала, уйдешь задами к своим, - добавил он более мягким тоном и, снова подняв автомат, стал скупо и расчетливо посылать пулю за пулей в немцев. Между выстрелами он слышал шорох около себя и не глядя понял, что мальчик пробирается ползком к подвалу. Когда его меткие пули успокоили немцев, обернувшись, он увидал, что мальчика в комнате нет.

Горюнов отбросил в сторону бесполезный автомат: в нем больше не было ни одного патрона. Морщась от боли, он отполз немного от окна и сел, прислонившись спиной к стене. Он держал гранату наготове и не спускал глаз с двери. Стрельба усилилась. Он понял, что под прикрытием огня немцы идут в атаку. Сейчас они перебегут улицу и… Он не утерпел. Соблюдая величайшую осторожность, выглянул в окно. Там, за разрушенной оградой, он увидел серые спины немецких автоматчиков, пригнувшихся к земле и готовых по первому слову команды к броску через улицу. «Эх, были бы патроны…» Сильный шорох заставил его вздрогнуть и быстро обернуться назад. Это был Сережа. Он торопливо выбирался наверх из пролома в полу, прижимая правой рукой к груди автоматные диски. Горюнов вскрикнул от радости. Он невольно протянул руку навстречу мальчику. Ему хотелось сказать Сереже какое-то особенно хорошее, ласковое слово. Но он сумел только нетерпеливо прошептать срывающимся голосом:

— Давай, давай скорей…

Он выхватил диск из рук мальчика, поднял автомат, и в тот же самый момент человек двадцать немцев выскочили из-за ограды и побежали через улицу. По ним хлестнула смертоносная очередь. Пять немецких солдат с разбегу ткнулись в дорожную пыль. Остальные на какое-то мгновение замерли в нерешительности и затем бросились назад. Атака была отбита. Горюнов рассмеялся тихим, радостным смехом, провел рукой по лицу и смеющимися глазами посмотрел на Сережу.

— Друг ты мой Сережа! Боевой ты мой товарищ! Да как же… Да где же ты диски-то взял?

— На дворе, - сказал Сережа.

— На дворе? И не побоялся?

Сережа вдруг улыбнулся и передернул плечами:

— Страшно было, - сказал он.

Горюнов обнял мальчика левой рукой и привлек его к себе.

— Ну, берегись, немцы!-сказал он. - Узнаете еще сталинградцев! Мы еще повоюем, Сережа, а? За Сталинград, за наше счастье… Не одолеть нас проклятому врагу. А как ты думаешь, Сережа?

Мальчик кивнул головой.

— Нет, не одолеть, - сказал он.

В. АРТАМОНОВА

В ОКОПЕ

На фронт ушел мой отец, а вслед за ним и старший брат. В семье остались мама, я и младший брат.

Когда немцы подошли к городу, маму уговаривали выехать за Волгу.

— Из Сталинграда мы не уедем. И если уж придется погибать, так дома, - отвечала она.

Мы жили недалеко от Мамаева бугра, в поселке. Когда здесь начались бои, мама стала готовить пищу бойцам, а я и брат Толя разносили ее па-окопам.

Потом, несмотря на то, что бои усилились, мы стали подползать к Мамаеву бугру и уносить оттуда раненых, которые пережидали в нашей землянке пока их доставят на переправу, чтобы перо везти на левый берег Волги в госпиталь.

Бывало и так, что вместе с братом мы ходила с бойцами в разведку, а иногда и вдвоем пробирались через линию фронта и узнавали, где находятся немецкие блиндажи.

По нескольку раз в день немцы пытались прорвать линию нашей обороны, но не удавалось им это. Бои становились день ото дня все сильнее: земля не переставая дрожала от взрывов бомб в снарядов, кругом гарь, дым-дышать нечем, наши бойцы и командиры твердо стояли на своих рубежах.

Однажды Толя понес пищу бойцу в окоп и долго не возвращался. Тогда я взяла другой котелок с супом и тоже понесла в окоп. Только подошла к окопам, как откуда ни возьмись немец и, видно, хотел меня схватить. Я, сама не помню как, размахнулась котелком и кинула его прямо в лицо немцу и все лицо его обварила супом. А он наставил автомат в меня и выстрелил. Пуля перебила мне руку и ногу. Я упала в окоп, а в нем оказались брат и боец, которому он суп принес.

Немцы были в нескольких десятках метров, слышно было, как они кричали нам: «Русь вылазь!»

Боец стрелял беспрерывно из винтовки по немцам. Они же бросали к нам в окоп какие-то небольшие огненные шары, не знаю как они называются. Шары эти вначале горели, а потом взрывались. Один из таких шаров попал прямо на винтовку. Дуло свернуло и бойца ранило. Тогда мой брат взял вторую винтовку и начал стрелять по немцам. А я ему одной рукой помогала-патроны подавала.

У нас в окопе оставалась одна граната. И когда стало уже невмоготу, боец бросил гранату в немцев, и мы все трое, хоть и с трудом, выскочили из окопа.

Так мы и жили в своей землянке вместе с бойцами до разгрома немцев под Сталинградом. А потом мы узнали, что нашему отцу присвоено звание Героя Советского Союза.

Литературная запись В. Шмерлинга и Е. Герасимова.

А. Т. ФИЛИППОВ.

МОЙ СЫН САША

Больше двадцати лет жила наша семья в Сталинграде, на Дар-горе, в своем домике. Работал я приемщиком почты с пароходов и поездов. Семья была большая - одних сыновей шесть человек. Четверо ушли в армию, в пехоте