- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (61) »
пошло…
— Да-да! И спросить не с кого, и пожаловаться некому! — крикнул кто-то нерешительно.
Зал зашумел. Никишов встал и поднял руку. Все смолкли.
— С момента передачи Дальстроя в ведение НКВД — это уже не тот старый Дальстрой, а огромнейший хозяйственный комплекс, комбинат особого типа. Тут специфические условия, как определил товарищ Сталин. Поэтому указ РСФСР был отменён.
— Вот и острые коготки, понял? — наклонился к Колосову Осепьян.
После совещания Юрий подошёл к Матвеевой.
— Нина Ивановна, Нина Ивановна, ну и изменились же вы!
— Что, постарела?
— Нет, совсем другое, — улыбнулся Колосов. — Стали независимей, решительней.
— И годы и жизнь делают нас не только старше, но и порой совсем меняют. Ну а как ты? Значит, Женя в Ленинграде?
— Помнишь, как Ехали на Колыму? Всё в жизни сложно. Когда-то думала увидеть Анатолия крупным учёным, а вот как всё повернулось. Валя? Так и осталась одинокой. Работает маркшейдером на Аркагале. А Самсонова давно не видел?
— Скоро три года.
— Будет проезд на прииск, поезжай, не узнаешь. Интересным стал человеком.
— Он всегда был по-своему интересным. Как там Толька?
— Молодец. Опять ожил. Он у нас и механик, и агроном, и почти хирург, — засмеялась Матвеева. — Комиссар распорядился в столовой организовать банкет для участников совещания. Поужинаем и Едем в больницу. У меня быстрая лошадь.
Когда Юрий с Матвеевой пришли в столовую, веселье там было в полном разгаре. Юрий присмотрел свободное место за одним из столов и принёс из кухни две табуретки.
— Что же, Нина Ивановна, гульнём?
Центральная больница для заключённых имела свое подсобное хозяйство. Жалобно завывала циркулярная пила, постукивал движок электростанции. В приземистом хлеву сонно похрюкивали свиньи, вдруг в конце посёлка загорланил петух. Нина Ивановна и Колосов подошли к бараку. Из открытой форточки донёсся голос Анатолия. — Я совершенно здоров, Николай Иванович! Ещё раз повторяю, что золото Чай-Урьи неоднородно. Значит, Есть и другой поток россыпи. Его надо найти. Писал, никто не отвечает. Раз я жив, то обязан довести дело до конца. — Я собирал тебя по частям. Ты и здесь делаешь нужное дело! — решительно прогремел бас, хлопнула дверь, и всё стихло. — С кем это он воюет? — С хирургом Герасимовым. И радостно мне с ними и горько. Пошли. — Нина Ивановна провела Его в длинный барак. Голос Герасимова уже был слышен где-то за перегородками. В углу какой-то станочек. На стене инструменты. — Юрка? Не забыл! — Белоглазов вскочил, но, спохватившись, поздоровался официально. — Юрий Евгеньевич, здравствуйте. Давненько не виделись, никак года полтора. — Почти три! Чудо ты учёное! Да ты чего это сразу так? Сердишься? — Юрий обнял Его. Анатолий смущённо заулыбался. — Понимаешь, положение. Я так рад тебе. Три года? Да, кто бы мог подумать, Нина Ивановна, неужели уже три? — Да, Толя. — А я и не заметил. Ну надо же! — Белоглазов вынул из стола костяные шурупики. — Раз приехал, то помогай. Нам надо точить вот такие штифтики, и Ещё меньше, и обязательно с резьбой. — Он немного помялся. — Вот бы раздобыть маленький токарный станочек, а? — На черта тебе эти шурупы? — Николай Иванович, наш главный хирург, ими скрепляет переломы костей. Всё это здорово и ново. — Раз нужно, найду. — Тогда мне будет куда легче, — Белоглазов порылся в столе. — Ещё необходима листовая красная медь и немного ртути. Летом, работая на промывке, я взял несколько проб в отвалах и ужаснулся. Ты понимаешь, вся мелочь в сносах. Хочу изготовить опытный барабанчик с амальгамой и поставить под носок шлюза. Затраты невелики, но вдруг удастся улавливать, мелкое золото. — Одно другому не мешает, — виновато улыбнулся Анатолий, но шурупы всё же убрал и придвинул стул Колосову, — Садись. Ты и не представляешь, какие мысли приходят Николаю Ивановичу. Он и меня заразил своими идеями. Это могучий талант, силища страшная. Сколько он сделал добрых дел Ещё в лагере. А у нас так вообще настоящий институт. — Белоглазов говорил о новых методах лечения с профессиональной гордостью, словно это было Его открытие. Юрий перебил: — А о себе ты что-нибудь расскажешь всё-таки? Как живёшь? Хлопочешь ли о пересмотре дела? — Да ты понимаешь, не выберу времени написать. Сколько же у нас интересного. А дни летят — не замечаешь. Придёт срок, освободят. Уж Если держат такого человека, как Николай Иванович, то мне просто стыдно думать о себе. Нина Ивановна вышла и сразу же вернулась с Герасимовым. Просидели за полночь. Юрий уезжал с чувством радости и опасения. Радовало, что Анатолий по-прежнему увлечён делом.
У спуска к посёлку водитель притормозил. — Куда, Юрий Евгеньевич? В лагерь? — Да. Нексикан уже просыпался, кое-где светились окна. На складах горели прожекторы, освещая навесы со штабелями мешков. Двое рабочих разгружали прицеп с мукой. У ворот стояла очередь грузовиков. А лагеря и не разглЯдеть. Из сугробов Едва виднелись стойки с обмётанной снегом колючей проволокой. Юрий выскочил из кабины и побежал к проходной. Подъёма Еще не было, дежурный вахтёр, облокотившись на стол, сладко дремал. Юрий постучал. Тот испуганно вскочил и выглянул в окошко. — Фундаменты под бараки подготовлены? В окнах вспыхнул свет. Из двери высунулось бородатое лицо бригадира. — Юрий Евгеньевич, что привезли? — Два барака. — Один секунд, сейчас соберёмся. Колосов помахал Копчёному. Тот вылез из кабины и распахнул ворота. Рабочие быстро разожгли костры и очистили фундаменты от снега. Готово было всё и даже запасные шканты. — Управимся сегодня, бригадир? — спросил Колосов у Бондаренко. — Оставлять нельзя, сожгут. — Тогда до полной сборки не расходиться. — Не беспокойтесь, делаем для себя. Плотники молча принялись за работу. Пока разгрузили бараки и разложили по меткам стены, нагрелся и мох. Колосов торопился. Он побаивался Агаева. Тот мог просто отобрать бараки для посёлка. Не драться же. Юрий работал вместе с бригадой. К вечеру, когда уложили потолочные балки, в зону лагеря влетел “ЗИС-101”. — Гражданин Колосов, истинный бог, отберут, — шепнул Бондаренко. — Пока я работаю, не отдам и доски, — Юрий слез со сруба. Агаев молча обошёл бараки и остановился напротив Колосова. — Вы это что? кому? — голос Его срывался. — В посёлке спят на столах, а вы тут хоромы возводите. Слу-шай-те! Немедленно прекратить сборку! Юрий услышал стук своего сердца. От других палаток подходили люди, привлечённые приездом начальства. Юрий молчал. Он боялся, что сорвётся и
Центральная больница для заключённых имела свое подсобное хозяйство. Жалобно завывала циркулярная пила, постукивал движок электростанции. В приземистом хлеву сонно похрюкивали свиньи, вдруг в конце посёлка загорланил петух. Нина Ивановна и Колосов подошли к бараку. Из открытой форточки донёсся голос Анатолия. — Я совершенно здоров, Николай Иванович! Ещё раз повторяю, что золото Чай-Урьи неоднородно. Значит, Есть и другой поток россыпи. Его надо найти. Писал, никто не отвечает. Раз я жив, то обязан довести дело до конца. — Я собирал тебя по частям. Ты и здесь делаешь нужное дело! — решительно прогремел бас, хлопнула дверь, и всё стихло. — С кем это он воюет? — С хирургом Герасимовым. И радостно мне с ними и горько. Пошли. — Нина Ивановна провела Его в длинный барак. Голос Герасимова уже был слышен где-то за перегородками. В углу какой-то станочек. На стене инструменты. — Юрка? Не забыл! — Белоглазов вскочил, но, спохватившись, поздоровался официально. — Юрий Евгеньевич, здравствуйте. Давненько не виделись, никак года полтора. — Почти три! Чудо ты учёное! Да ты чего это сразу так? Сердишься? — Юрий обнял Его. Анатолий смущённо заулыбался. — Понимаешь, положение. Я так рад тебе. Три года? Да, кто бы мог подумать, Нина Ивановна, неужели уже три? — Да, Толя. — А я и не заметил. Ну надо же! — Белоглазов вынул из стола костяные шурупики. — Раз приехал, то помогай. Нам надо точить вот такие штифтики, и Ещё меньше, и обязательно с резьбой. — Он немного помялся. — Вот бы раздобыть маленький токарный станочек, а? — На черта тебе эти шурупы? — Николай Иванович, наш главный хирург, ими скрепляет переломы костей. Всё это здорово и ново. — Раз нужно, найду. — Тогда мне будет куда легче, — Белоглазов порылся в столе. — Ещё необходима листовая красная медь и немного ртути. Летом, работая на промывке, я взял несколько проб в отвалах и ужаснулся. Ты понимаешь, вся мелочь в сносах. Хочу изготовить опытный барабанчик с амальгамой и поставить под носок шлюза. Затраты невелики, но вдруг удастся улавливать, мелкое золото. — Одно другому не мешает, — виновато улыбнулся Анатолий, но шурупы всё же убрал и придвинул стул Колосову, — Садись. Ты и не представляешь, какие мысли приходят Николаю Ивановичу. Он и меня заразил своими идеями. Это могучий талант, силища страшная. Сколько он сделал добрых дел Ещё в лагере. А у нас так вообще настоящий институт. — Белоглазов говорил о новых методах лечения с профессиональной гордостью, словно это было Его открытие. Юрий перебил: — А о себе ты что-нибудь расскажешь всё-таки? Как живёшь? Хлопочешь ли о пересмотре дела? — Да ты понимаешь, не выберу времени написать. Сколько же у нас интересного. А дни летят — не замечаешь. Придёт срок, освободят. Уж Если держат такого человека, как Николай Иванович, то мне просто стыдно думать о себе. Нина Ивановна вышла и сразу же вернулась с Герасимовым. Просидели за полночь. Юрий уезжал с чувством радости и опасения. Радовало, что Анатолий по-прежнему увлечён делом.
У спуска к посёлку водитель притормозил. — Куда, Юрий Евгеньевич? В лагерь? — Да. Нексикан уже просыпался, кое-где светились окна. На складах горели прожекторы, освещая навесы со штабелями мешков. Двое рабочих разгружали прицеп с мукой. У ворот стояла очередь грузовиков. А лагеря и не разглЯдеть. Из сугробов Едва виднелись стойки с обмётанной снегом колючей проволокой. Юрий выскочил из кабины и побежал к проходной. Подъёма Еще не было, дежурный вахтёр, облокотившись на стол, сладко дремал. Юрий постучал. Тот испуганно вскочил и выглянул в окошко. — Фундаменты под бараки подготовлены? В окнах вспыхнул свет. Из двери высунулось бородатое лицо бригадира. — Юрий Евгеньевич, что привезли? — Два барака. — Один секунд, сейчас соберёмся. Колосов помахал Копчёному. Тот вылез из кабины и распахнул ворота. Рабочие быстро разожгли костры и очистили фундаменты от снега. Готово было всё и даже запасные шканты. — Управимся сегодня, бригадир? — спросил Колосов у Бондаренко. — Оставлять нельзя, сожгут. — Тогда до полной сборки не расходиться. — Не беспокойтесь, делаем для себя. Плотники молча принялись за работу. Пока разгрузили бараки и разложили по меткам стены, нагрелся и мох. Колосов торопился. Он побаивался Агаева. Тот мог просто отобрать бараки для посёлка. Не драться же. Юрий работал вместе с бригадой. К вечеру, когда уложили потолочные балки, в зону лагеря влетел “ЗИС-101”. — Гражданин Колосов, истинный бог, отберут, — шепнул Бондаренко. — Пока я работаю, не отдам и доски, — Юрий слез со сруба. Агаев молча обошёл бараки и остановился напротив Колосова. — Вы это что? кому? — голос Его срывался. — В посёлке спят на столах, а вы тут хоромы возводите. Слу-шай-те! Немедленно прекратить сборку! Юрий услышал стук своего сердца. От других палаток подходили люди, привлечённые приездом начальства. Юрий молчал. Он боялся, что сорвётся и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (61) »