дни. В беспредельных пространствах эфира, среди грохота и сердитого шипения атмосферных бурь, он ищет узкие тропинки, по которым можно проскользнуть к соседней зимовке или дальше на материк…
Пароход высаживает несколько человек-зимовщиков на берег. Капитан торопит. Каждую минуту могут сомкнуться ледяные поля к запереть путь. Люди остаются на год, может быть на несколько лет. В прошлом году «Красин» был первым ледоколом, который за 5 лет смог пробиться к острову Врангеля. Пароход исчезает в тумане. Мозг радиста сверлит мысль: «все ли взято, все ли предусмотрено?»… Прежде всего — источники электропитания, источники той энергии, которая превратится в слова сообщений, свиданий, разговоры с близкими. Это — основное. Батареи гальванических элементов, тяжелые аккумуляторы, динамо. Люди будут крутить ручку динамо, чтобы зарядить аккумуляторы. Мотор непригоден, он требует топлива — самого дорогого в Арктике. Можно заставить работать ветер… Зимовщики внимательно крепят растяжки мачты для антенны. Передатчики — длинно- и коротковолновый — установлены, приемники тоже. Радист включает передатчик. Маленькая индикаторная лампочка вспыхивает. В антенне есть ток. Радиостанция работает. Он кладет руку на ключ и начинает выстукивать точки и тире. В эфир с антенны срываются позывные. Через 5–10 минут он заканчивает: «перехожу на прием». Надевает наушники, медленно вращает ручку приемника. Характерный легкий щелчок, и будто распахивается окно в мир, полный звуков. Эфир шипит, как морской прибой. На этом никогда не затихающем фоне грохочут трески атмосферных разрядов, переливаются мелодичные птичьи трели «морзянок» — телеграфных передатчиков, обрывки телефонных разговоров и фокстротов. Но вот знакомые сочетания сигналов. Услышали, зовут! Это — его позывные! Он слушает до конца, когда «собеседник» сообщает свои позывные, по которым легко определить, кто он, где находится. Тогда он снова переходит на передачу, уже зная волну, зная, что его слушают. Связь установлена. Так бывает далеко не всегда. После того как вся аппаратура установлена и «все готово», часто передатчик отказывается генерировать. Тут решают знания, опытность радиста. Нелегко бывает найти, а чем «загвоздка». Как будто смонтировано правильно, а толку никакого. Передатчик молчит. Так было, например, на радиостанции острова Вайгач. После долгих исканий выяснили, что дело в лампах. Из десятка взятых ламп (М-84) только две оказались работоспособными. Через сутки работы передатчик опять сдал. Нелегко было найти, что в кенотронах (выпрямительные лампы) появился газ… Вскоре новая авария. Сломался вал динамо и пробилась обмотка ротора. Радиостанция надолго замолкла. Все наши лучшие полярники-радисты, Кренкель, Иванов, Шрадер и другие, вышли из недр радиолюбительского движения. Это не «операторы», окончившие курсы НКСвязи. Это люди, которые годами, с «азов» овладевали тайнами электро- и радиотехники, которые своими руками, по своим схемам собрали не один десяток радиоаппаратов и деталей, не одну сотню тысяч витков тонкого проводника намотали на катушки самодельных трансформаторов. Нет лучшей школы опытных радистов — снайперов эфира, чем радиолюбительское движение. И как обидно, что этого не хотят понять руководители нашей радиопромышленности, которые вот уже несколько лет упорно отказывают радиолюбителю в самых необходимых ему материалах, деталях, приборах.
Вот уже месяц завывает, засыпает снежными шквалами крышу колючий, морозный ветер. Хорошо, что домик зимовщиков до самой крыши засыпан снегом: он свалился бы «с ног», если бы не снег. Выйти наружу, на поверхность, прорубив нору от двери, значит погибнуть. Третьего дня один сделал такую попытку. Он взял с собой веревку, привязал к кольцу у двери и, разворачивая ее, пошел сквозь наполненный снегом мрак к мачте антенны. Он хотел проверить — цела ли мачта. Собственно, в этом не было необходимости: станция все равно не работала. Но начальник отпустил парня, ибо заметил, что тот начал томиться. Нужно было пройти 20–25 метров в бушующей тьме полярной ночи. Когда он размотал половину веревки, вихрь свалил его с ног, откатил в сторону. Он переждал шквал, лежа в снегу и, чтобы определить потерянное направление, стал натягивать веревку. Вдруг она освободилась. Холодные мурашки побежали по спине человека, когда он понял, что «связь» с домом оборвана… Он бросился назад… Через два часа его ощупью нашли товарищи, тоже перевязавшиеся веревками, нашли окончательно обессилевшего — в нескольких десятках метров от дома.
Магнитные бури и атмосферные помехи засоряют эфир, срывают радиоприем. Г. А. Ушаков помогает радисту Ходову разобрать незнакомую речь случайно пойманной станции
Ветер… — одно из самых страшных оружий арктической ночи. Он действует на нервы. Люди начинают скучать, становятся раздражительными, ссорятся. Начальник знает это. Он напрягает все силы, чтобы подавить в себе влияние ветра, поддержать бодрое настроение товарищей. Патефон запрещен. Раньше он развлекал. Теперь раздражает. Шахматы тоже запрещены. Они кончаются ссорами. Люди изо всех сил стараются работать, сидят над книгами, изучают языки. Но толку мало. В голову все чаще и настойчивее лезут мысли о доме, о родных, возникает тревога, потом скука, тоска… Так начинаются полярные трагедии. Один только человек не сдает. Если другие вынуждены бездействовать, то ему некогда скучать: он на своем посту и работы у него по горло. Это — радист. Срочно нужно закончить ремонт динамо и передатчика. Это его долг, его обязанность, его честь. Все сделано. Остается самое ответственное. Вот он укладывает последние витки обмотки. Динамо готово. Передатчик тоже. Теперь надо зарядить аккумуляторы. Наступает ночь «по расписанию». Люди закапываются в меха и засыпают тяжелым, неспокойным сном. Тогда он начинает осторожно, чтобы никого не разбудить, вертеть ручку динамо. Проходят часы. Стрелка вольтметра медленно ползет вправо по шкале: она показывает, сколько энергии переливается в банки аккумуляторов… Наутро он подымается позднее других. Все уже сидят мрачные, молчаливые за общим столом. Он входит и едва заметно подмигивает начальнику. Тот понимающе молчит. — Внимание, слушайте, говорит Москва… — вдруг падает из репродуктора. Все вскакивают с мест. Застывают неподвижно, боясь пропустить слово, как будто слышат что-то новое, необыкновенное. Потом бросаются к радисту, тискают его в объятиях, целуют.…
Пароход высаживает несколько человек-зимовщиков на берег. Капитан торопит. Каждую минуту могут сомкнуться ледяные поля к запереть путь. Люди остаются на год, может быть на несколько лет. В прошлом году «Красин» был первым ледоколом, который за 5 лет смог пробиться к острову Врангеля. Пароход исчезает в тумане. Мозг радиста сверлит мысль: «все ли взято, все ли предусмотрено?»… Прежде всего — источники электропитания, источники той энергии, которая превратится в слова сообщений, свиданий, разговоры с близкими. Это — основное. Батареи гальванических элементов, тяжелые аккумуляторы, динамо. Люди будут крутить ручку динамо, чтобы зарядить аккумуляторы. Мотор непригоден, он требует топлива — самого дорогого в Арктике. Можно заставить работать ветер… Зимовщики внимательно крепят растяжки мачты для антенны. Передатчики — длинно- и коротковолновый — установлены, приемники тоже. Радист включает передатчик. Маленькая индикаторная лампочка вспыхивает. В антенне есть ток. Радиостанция работает. Он кладет руку на ключ и начинает выстукивать точки и тире. В эфир с антенны срываются позывные. Через 5–10 минут он заканчивает: «перехожу на прием». Надевает наушники, медленно вращает ручку приемника. Характерный легкий щелчок, и будто распахивается окно в мир, полный звуков. Эфир шипит, как морской прибой. На этом никогда не затихающем фоне грохочут трески атмосферных разрядов, переливаются мелодичные птичьи трели «морзянок» — телеграфных передатчиков, обрывки телефонных разговоров и фокстротов. Но вот знакомые сочетания сигналов. Услышали, зовут! Это — его позывные! Он слушает до конца, когда «собеседник» сообщает свои позывные, по которым легко определить, кто он, где находится. Тогда он снова переходит на передачу, уже зная волну, зная, что его слушают. Связь установлена. Так бывает далеко не всегда. После того как вся аппаратура установлена и «все готово», часто передатчик отказывается генерировать. Тут решают знания, опытность радиста. Нелегко бывает найти, а чем «загвоздка». Как будто смонтировано правильно, а толку никакого. Передатчик молчит. Так было, например, на радиостанции острова Вайгач. После долгих исканий выяснили, что дело в лампах. Из десятка взятых ламп (М-84) только две оказались работоспособными. Через сутки работы передатчик опять сдал. Нелегко было найти, что в кенотронах (выпрямительные лампы) появился газ… Вскоре новая авария. Сломался вал динамо и пробилась обмотка ротора. Радиостанция надолго замолкла. Все наши лучшие полярники-радисты, Кренкель, Иванов, Шрадер и другие, вышли из недр радиолюбительского движения. Это не «операторы», окончившие курсы НКСвязи. Это люди, которые годами, с «азов» овладевали тайнами электро- и радиотехники, которые своими руками, по своим схемам собрали не один десяток радиоаппаратов и деталей, не одну сотню тысяч витков тонкого проводника намотали на катушки самодельных трансформаторов. Нет лучшей школы опытных радистов — снайперов эфира, чем радиолюбительское движение. И как обидно, что этого не хотят понять руководители нашей радиопромышленности, которые вот уже несколько лет упорно отказывают радиолюбителю в самых необходимых ему материалах, деталях, приборах.
Вот уже месяц завывает, засыпает снежными шквалами крышу колючий, морозный ветер. Хорошо, что домик зимовщиков до самой крыши засыпан снегом: он свалился бы «с ног», если бы не снег. Выйти наружу, на поверхность, прорубив нору от двери, значит погибнуть. Третьего дня один сделал такую попытку. Он взял с собой веревку, привязал к кольцу у двери и, разворачивая ее, пошел сквозь наполненный снегом мрак к мачте антенны. Он хотел проверить — цела ли мачта. Собственно, в этом не было необходимости: станция все равно не работала. Но начальник отпустил парня, ибо заметил, что тот начал томиться. Нужно было пройти 20–25 метров в бушующей тьме полярной ночи. Когда он размотал половину веревки, вихрь свалил его с ног, откатил в сторону. Он переждал шквал, лежа в снегу и, чтобы определить потерянное направление, стал натягивать веревку. Вдруг она освободилась. Холодные мурашки побежали по спине человека, когда он понял, что «связь» с домом оборвана… Он бросился назад… Через два часа его ощупью нашли товарищи, тоже перевязавшиеся веревками, нашли окончательно обессилевшего — в нескольких десятках метров от дома.
Магнитные бури и атмосферные помехи засоряют эфир, срывают радиоприем. Г. А. Ушаков помогает радисту Ходову разобрать незнакомую речь случайно пойманной станции
Ветер… — одно из самых страшных оружий арктической ночи. Он действует на нервы. Люди начинают скучать, становятся раздражительными, ссорятся. Начальник знает это. Он напрягает все силы, чтобы подавить в себе влияние ветра, поддержать бодрое настроение товарищей. Патефон запрещен. Раньше он развлекал. Теперь раздражает. Шахматы тоже запрещены. Они кончаются ссорами. Люди изо всех сил стараются работать, сидят над книгами, изучают языки. Но толку мало. В голову все чаще и настойчивее лезут мысли о доме, о родных, возникает тревога, потом скука, тоска… Так начинаются полярные трагедии. Один только человек не сдает. Если другие вынуждены бездействовать, то ему некогда скучать: он на своем посту и работы у него по горло. Это — радист. Срочно нужно закончить ремонт динамо и передатчика. Это его долг, его обязанность, его честь. Все сделано. Остается самое ответственное. Вот он укладывает последние витки обмотки. Динамо готово. Передатчик тоже. Теперь надо зарядить аккумуляторы. Наступает ночь «по расписанию». Люди закапываются в меха и засыпают тяжелым, неспокойным сном. Тогда он начинает осторожно, чтобы никого не разбудить, вертеть ручку динамо. Проходят часы. Стрелка вольтметра медленно ползет вправо по шкале: она показывает, сколько энергии переливается в банки аккумуляторов… Наутро он подымается позднее других. Все уже сидят мрачные, молчаливые за общим столом. Он входит и едва заметно подмигивает начальнику. Тот понимающе молчит. — Внимание, слушайте, говорит Москва… — вдруг падает из репродуктора. Все вскакивают с мест. Застывают неподвижно, боясь пропустить слово, как будто слышат что-то новое, необыкновенное. Потом бросаются к радисту, тискают его в объятиях, целуют.…