Catherine de Froid Десять лет

Хохловы были действительно талантливыми программистами и настоящими фанатами своего дела. Не было в стране сайта, который они не взломали, компании, в чьей базе они бы не копались. Просто для удовольствия. Наверно, поэтому их и выбрали для той миссии.

Им ничего не сказали о том, что ждет впереди. Сказали только, что они нужны родине и что это займет несколько десятилетий. Все, что было известно — их посадят на космический корабль и увезут далеко–далеко, в другое измерение, в совсем другую вселенную. Дали полгода на подготовку, профинансировали все, что только можно, и удалились до конца срока, считая себя сверхщедрыми и потирая руки в предвкушении.

Государство не учло одного: у Хохловых был шестилетний сын Саша. Не по годам талантливый мальчик, которого не на кого было оставить, кроме старой бабушки на другом конце города, которая и о себе–то заботилась едва–едва. Родители старались как можно большему научить сына за эти полгода, чтобы он смог жить самостоятельно. Потому что им нельзя было разглашать тайну своего исчезновения никому, даже той самой бабушке.

И вот, однажды Хохловы исчезли из дома, а Саша обнаружил только записку:

«Сын! Мы исчезаем из твоей жизни. На банковскую карту — где лежит, знаешь — будут каждый месяц поступать деньги. Если понадобится поддержка взрослого человека — иди к бабушке, только ничего не говори ей о нас, можешь сделать вид, что мы о ней забыли и вспоминать не хотим. На будущий год тебе в школу. Выбирай, конечно, сам, но самая лучшая в городе — Седьмая, где учится сын Натальи Петровны. За оплату обучения не беспокойся — все предусмотрено. Дальше выбирай сам, постарайся найти себе друзей и забыть нас. С любовью, твои бывшие родители».

Сначала Саша подумал, что это был дурацкий розыгрыш. Потом он сопоставил факты: вспомнил и то, какими грустными были родители последние полгода, и то, как его заставляли часами решать задачки и выполнять задания «из взрослой жизни» — даже готовить научили. Видимо, придется выживать самому.

Саша даже немного обрадовался — ребенок все же, хотя и одаренный не по годам, знающий два иностранных языка и так далее. Приключения, свобода. Потом одернул себя: он читал достаточно историй о том, как, оставшись без контроля, люди опускались и становились ни на что не годными. Саша не очень понимал эти истории, не мог поставить себя на место персонажей, но читалось это неприятно, поэтому становиться таким не хотелось. Поэтому он символически начал взрослую жизнь: взял лист бумаги и расписал, что он должен делать в какой день недели. Он сурово оставил себе всего два раза по два часа на визиты к бабушке, зато много времени отвел занятиям спортом, маловразумительным «путешествиям по окрестностям с развитием навыков ориентирования», чтению книг и обучению программированию. На общение с друзьями осталось не много и не мало — столько же, сколько и раньше. Он помнил, что нельзя было никому давать знать, что что–то изменилось. Друзья у него были — позаботились родители. Пока что это были в основном дети друзей родителей, но Саша еще не знал, как сложно бывает в пятнадцать–шестнадцать лет продолжать общение с друзьями детства.

***

С бабушкой все устроилось достаточно просто, хотя, будь Саша на десяток лет старше, ему было бы стыдно. Он воспользовался родительской версией, мол, огрызаются, что у них времени нет и что они здесь не нужны. Бабушка то ли поверила, то ли подыграла ему:

— Нет времени? Ну ладно, их дело. Давай и у нас не будет на них времени.

— В смысле? — Саша уже научился задавать риторические вопросы.

— Просто будем делать вид, что их для нас нет. Заведем свои маленькие тайны…

И правда, подумал Саша. Есть же дела, где без взрослых не обойтись или паспорт требуют. Для этого и понадобится такая вот игра.

— Ой, прости, у меня плавание через полчаса! — спохватился он, когда отведенное планом время истекло, и по–взрослому покосился на часы.

— Беги давай. Заходи как–нибудь.

Саша не врал — родители успели записать его на плавание, карате и еще в несколько кружков. Они были правы, а он еще не дорос до того возраста, когда хочется осуждать старших.

***

Пока Саша привыкал к самостоятельной жизни, остался месяц до лета. Это значило, что надо выбирать школу, сдавать вступительные экзамены, закупать учебники… С друзьями только и разговоров было, кто куда идет учиться. Саша порылся в Интернете, поспрашивал приобретенных знакомых и пришел к выводу, что Седьмая школа, про которую говорили родители, действительно лучше всего. Там было несколько иностранных языков, обещали сильный уклон в точные науки и вообще старались готовить всесторонне развитых людей. Именно такого человека хотели сделать из Саши Хохловы. Они не успели сами проследить за процессом — что ж, может быть, так даже лучше.

Большая часть «друзей детства», то есть тех, с кем Саша общался до разлуки с родителями, собиралась в Шестую школу, потому что было недалеко ходить, а еще там была хорошая физкультура и уклон в искусства, о котором ходили легенды (например, любимые там лекции о родстве математики и музыки цитировались почти дословно всеми школьниками города). Сашу тоже агитировали туда пойти, а он уклончиво говорил, что спросит у родителей, заранее зная, что это только отговорка. О, детство! Можно свалить всю ответственность на старших, а самому радоваться жизни. Это, правда, не Сашин случай, но моя ностальгия от этого не убывает.

***

Саша зашел в магазин одежды: надо было закупиться костюмом на первое сентября. Одежду подбирать он более–менее умел, в остальном уповал на продавщиц, готовых помочь «ребеночку» (его еще не коробило такое обращение, а может, здравый смысл уже развился). Там, в общем–то, и получилось. Конечно, не удалось избежать упоминания о родителях:

— А почему без мамы с папой?

— Что я их отвлекать буду?

— Работают?

— Ага.

— Ужас, ужас. Дите без присмотра, только бы денег заработать.

— Вот только не надо. Мне все равно когда–нибудь надо стать самостоятельным, лучше раньше, чем позже.

Продавщицы покачали головами, сделали максимально возможную скидку и отпустили с Богом. И долго еще говорили в промежутках между покупателями:

— Вот ведь что ужасно, какими бы ни были родители, ребенок их все равно любит.

— И не говори! Мальчика жалко. Серьезный такой, аккуратный.

Саша тоже шел и думал об этом разговоре, начиная осмысливать свою самостоятельность. Он знал, что был прав тогда, в магазине, но не мог так просто выбросить из головы какой–либо спор, не придумав дополнительных