подумав о своих годах, вздохнула. — А у того бандита, в которого наш батюшка врезался, много на похороны народу пришло?
— Ой, много. И все на машинах. А гроб, говорят, десять тыщ стоил!
— Так то ж бандиты, они могут, — Степановна о чем–то подумала про себя, вздохнула, — нас так хоронить не будут.
— Не будут, — охотно подтвердила собеседница и тоже тяжело вздохнула.
— А у этой любовницы то, которую так и не смогли между собой поделить наш батюшка и этот бандит, народу то много было на похоронах?
— Почти никого. Она, говорят, совсем одна была. Мать у нее умерла, отец давно от них ушел, и вроде даже в другой город уехал, сестер и братьев у нее не было. Соседи ее хоронили. А еще мне моя соседка сказала — у нее зять в милиции работает, что у этой любовницы в квартире бумаги какие–то нашли.
— Какие бумаги? — встрепенулась Степановна.
— Соседка сказала — важные бумаги. Их, вроде бы, даже в Д-ск увезли. Что бы их почитало большое начальство.
— А что в тех бумагах?
— Не знаю, Степановна, не знаю.
Обе старушки вздохнули и немного помолчали.
— А все ж есть Бог. Наказал он нашего батюшку за грехи, — глаза Степановны чуть блеснули.
— Конечно есть. Я тут в своем дворе со своими соседками поговорила — все говорят, что их всех: и батюшку, и любовницу его, и бандитов этих, их всех Бог наказал за их грехи, — добавила, пришамкивая, — нельзя грешить — Бог накажет.
Еще постояли старушки, подумали. На этот раз молчание прервала Александровна:
— А все ж батюшку жалко. Хороший он был человек, добрый.
Степановна медленно наклонилась за своим бидоном, взяла его в руки, чуть выпрямилась:
— И мне жалко.
Александровна повторила сходный маневр. Обе старушки направились к выходу из рынка.
— До завтра, Степановна. Ты же приходи, я тебе очередь за молоком займу.
— До завтра, Александровна. Если не захвораю, обязательно приду.
И, уже уходя, словно размышляя с собой вслух, Степановна прошамкала:
— Жалко батюшку. Но уж больно сильно согрешил. А он же священник. С него спрос особый. Вот Бог его и наказал.
«Нельзя грешить», — уже про себя, уходя, прошептала Александровна.