тонкие струйки зеленого дыма, а чуть погодя там и сям на сизоватых листьях размером с человеческую ладонь запрыгали блики яркого света, какой никогда прежде не пронизывал лесную полумглу. Воздух раскалялся все сильнее, и вскоре ни одного живого существа — ни ящерки, ни мошки — не осталось на прогалине у скалы. А потом наконец появился гость, еще более ужасный, чем гигантский медведь. Длинный язык пламени выстрелил из-за завесы лиан, исчез, снова выстрелил и быстро замелькал туда-сюда, точно змеиное жало. Ярко заполыхали сухие зубчатые листья на кусте зельтазла, отбрасывая зловещее зарево на пелену дыма, что теперь заволакивал прогалину как туман. Мгновением позже огненный клинок рассек снизу доверху стену листвы на откосе, и тотчас же огонь побежал по стволу молодого дерева, поваленного медведем. В считаные секунды этот уголок леса — со всеми чертами и свойствами, делавшими его единственным и неповторимым для обоняния, осязания и зрения, — был навсегда уничтожен. Громадное мертвое дерево, последние полгода опиравшееся на другое, поменьше, рухнуло, охваченное пламенем, на красную скалу, расчертив ее черными полосами на манер тигровой шкуры. В свой черед загорелась и поляна, как горел на протяжении многих лиг большой лес, чтобы принести огонь в такую даль. А когда она перестала гореть, фронт пожара уже находился от нее в миле по ветру и продолжал двигаться дальше.

2. Река

Исполинский медведь неуверенно брел через лес, часто останавливаясь, чтобы обследовать свирепым взглядом незнакомое окружение, и переходя на грузную шаркающую рысцу всякий раз, когда его опять настигал мерзкий запах горящих лиан и гул приближающегося огня. Страх и растерянность порождали в нем угрюмую злость. Со вчерашнего вечера он безостановочно шел, гонимый опасностью, но все никак не мог от нее скрыться. Еще никогда прежде ему не приходилось обращаться в бегство, и вот уже много лет ни одно живое существо не осмеливалось противостоять ему. А сейчас, с чувством сердитого стыда, он брел и брел вперед, спотыкаясь о невидимые во мраке древесные корни, томимый жаждой и готовый при первой же благоприятной возможности повернуться и вступить в схватку с этим грозно сверкающим врагом, не ведающим страха и удержу. Один раз, на дальнем краю болотца, медведь решительно остановился, введенный в заблуждение минутной заминкой в наступательном движении противника, и только чудом спасся от огня, вдруг стремительно выбежавшего с обеих сторон и едва не взявшего его в кольцо. Один раз, в приступе безумия, он и впрямь бросился вспять и яростно бил пламя, пока на опаленных подушках лап не вздулись полоски ожогов. Даже тогда он отступил не сразу, но какое-то время лишь слегка пятился и кидался из стороны в сторону, выбирая удобный момент для нападения. Потом все же развернулся и устремился прочь, мощными ударами когтей полосуя стволы деревьев и с корнем вырывая кусты.

Теперь он дышал тяжело и шагал все медленнее, вывалив язык и щурясь от дыма, все гуще наползающего сзади. Зацепившись обожженной лапой об острый камень, огромный зверь упал и грузно перекатился на бок, а когда встал — принялся слепо бродить взад-вперед параллельно стене наступающего огня, задыхаясь в едком дыму. Вконец изнуренный, он потерял ориентацию и уже даже не видел, с какой стороны подступает пламя. Рядом с ним вспыхнул сухой клубок квиановых корней, и огненный язык лизнул переднюю лапу. В следующий миг воздух вокруг сотрясся от страшного рева, словно бы знаменующего готовность врага к смертельной схватке. Но еще страшнее и громче прозвучал бешеный рев самого медведя, наконец решившего принять бой. Мотая головой и нанося чудовищные удары по брызжущему искрами пламени, он встал на дыбы во весь свой гигантский рост и топтался взад-вперед, утрамбовывая мягкую почву, которая, казалось, даже стала проседать под непомерной тяжестью громадного тела. Длинный язык огня с треском взбежал по косматой шкуре, и мгновение спустя пламя полностью объяло зверя, продолжавшего мотать головой и раскачиваться в жутком, гротескном ритме. Охваченный болью и яростью, медведь шатко подошел к краю крутого обрыва и, качнувшись вперед, на краткий миг увидел внизу другого медведя, мерцающего, гримасничающего и протягивающего к нему огненные лапы. Потом он кинулся вперед и исчез, а секунду спустя раздался тяжелый всплеск и глухое бултыхание глубокой воды.

Подступая к обрыву, пламя слабело, опадало и угасало, и вскоре лишь отдельные участки густого кустарника продолжали гореть или тлеть там и сям. Огонь, выжегший на своем пути многие лиги сухого леса, остановился наконец на северном берегу реки Тельтеарны.

Молотя всеми четырьмя лапами в тщетных поисках опоры, медведь всплыл на поверхность и не увидел ни проблеска ослепительного света. Он находился в сумрачной тени — тени крутого обрыва и дугообразных лиственных ветвей, которые свисали с него, образуя подобие длинного тоннеля вдоль кромки реки. Медведь грузно ворочался и елозил по откосу передними лапами, пытаясь выбраться из воды, но откос поднимался слишком круто, и рыхлая земля осыпалась под когтями, вдобавок бурное течение неуклонно сносило его все дальше вдоль берега. Потом в лиственном пологе над ним замерцали, запрыгали оранжевые язычки огня, добравшегося наконец до последних ветвей. В воду с шипением посыпались искры, горящие листья, тлеющие хлопья пепла. Устрашенный нападением этого жуткого дождя, медведь оттолкнулся от берега и неуклюже поплыл прочь из-под пылающих деревьев.

Солнце уже садилось и сейчас светило прямо вдоль русла, окрашивая в багровый цвет клубы дыма, медленно ползущие над ним. Обугленные стволы деревьев, тяжелые, как тараны, во множестве плыли по реке, рассекая скопления мелкого плавника, комковатого пепла и спутанных лиан, постоянно сталкиваясь с глухим стуком и треском, погружаясь и выныривая, замедляя и ускоряя движение. Медведь выгреб в этот дымный хаос и поплыл наискось по течению, изо всех сил работая лапами, с трудом удерживая голову над водой, захлебываясь и шумно отфыркиваясь. В бок ему врезалось толстенное бревно — лошади такой страшный удар раздробил бы ребра. Зверь повернулся и забросил на него передние лапы — то ли вцепился в отчаянии, то ли ударил в ярости. Бревно ушло под воду, потом перевернулось, и медведя накрыло все еще дымящейся ветвью, которая медленно опустилась на него, точно рука с растопыренными пальцами. Задние лапы в чем-то запутались, и, пока он бешено брыкался, пытаясь освободиться, речной поток подхватил бревно и унес прочь. Огромный зверь задыхался, глотая воду, пепельную пену и крутящиеся листья. Мимо