обжигались и убегали в испуге, гибли ядовитые растения, а песок плавился и покрывал гору острейшим стеклом, только укрепляя ее защиту.

Тогда Океан заставил все воды уйти с горы Ховар и сказал брату Орив, что, если та не выйдет за него замуж, озеро иссякнет навсегда. Испугавшись за свой народ, Ховар отправился к сестре.

Орив не уступила, но попросила помощи у подруг-ветерниц, и они три дня и три ночи гнали самые тяжелые и многоводные тучи к горе Ховар, и озеро наполнилось заново. Океан только ярился, ведь он повелевал водой, а не воздухом, и ничего с ветреницами поделать не мог.

— Я стану его женой, когда вода загорится! — смеялась Орив.

Водных духов, что просачивались в малейшую щель, она ловила сетью из солнечных лучей и вплавляла в стены, делая их силы частью горы.

Неизвестно, как Океан узнал про эти слова, но они заставили его отказаться от осады. Он спустился в самую глубокую из пещер под дворцом, и не показывался никому всю зиму, весну и часть лета… Только потоки воды со странным привкусом, поднимаясь снизу вверх и закручиваясь, немало озадачивали и смущали его подданных.

Когда он наконец вышел, в руках его была прозрачная, заполненная доверху простая стеклянная чаша. Зайдя на минуту в сад, он сорвал лучший из своих алмазных цветов, взнуздал самое быстрое из течений и приказал тому поспешить к горе Орив.

Орив не пускала его посланцев, но его самого впустила, разглядывая с любопытством. Океан вначале онемел, как и при первой их встрече, но затем все же пришел в себя и напомнил Орив ее слова.

— Я от них не отказываюсь, — подтвердила Орив, глядя на Океан с тревогой.

— Значит, ты выйдешь за меня замуж!

И он протянул ей чашу. Орив склонилась над ней, и несколько искр с ее волос упали на прозрачную поверхность воды. И вдруг та вся занялась невысоким синим пламенем.

Орив вскрикнула от изумления и расплакалась, и торжество Океана неожиданно для него самого унялось, как огонь в чаше.

— Я не хочу больше принуждать тебя войной или хитростью, — сказал он и разбил чашу. — Я освобождаю тебя от твоего слова.

— Но разве тебе не нужна жена? — удивилась Орив, а Океан молча вложил ей в руки алмазный, искрящийся тысячами граней цветок и побрел к выходу.

— Погоди! — вдруг услышал он за спиной.

— Я хочу оставить себе этот подарок, — нерешительно сказала Орив. — Приходи за ответным… Но не раньше, чем пройдет лето, а осень состарится и превратится в зиму. А до того времени и сам не приходи, и никого ко мне не присылай.

Океан согласился на эти условия и ушел, о чем не раз пожалел. И не раз и не два, а тысячу снилось ему, что он разметал гору Орив до последнего камешка, лишил ее сил и заставил признавать его силу снова и снова. Но Солнце с Луной по очереди погружались в воду расцвечивая небо восходами и закатами; а он все ждал, не приближаясь к ее горе и запретив это своим подданным.

А подводные его владения все больше погружались в сумрак, и в один из дней Солнце отправилось на покой так рано, что Океан понял — пришла пора.

Гора впустила его, как обещала Орив, но хозяйка все не показывалась. Быстро закипая яростью, Океан принялся искать и звать ее, ураганом проходя одну комнату за другой. Наконец осталась только одна неоткрытая дверь, и Орив, если она была здесь, была за ней. Океан снес дверь и зажмурился.

Орив была там — она стояла, поправляя последнюю прядь в прическе, и платье ее, сотканное из света и пламени, сияло не ярче, чем ее улыбка.

— Это мое свадебное платье — я само соткала его, — объяснила Орив. — Нравится ли тебе мой подарок?

Но Океан, не отвечая, кинулся к ней и заключил ее в объятия, не думая, что может обжечься — и в самом деле не обжегся, но едва не раздавил свою невесту.

А на их свадьбе больше всего выпили той самой огненной воды, с которой и началось примирение и понимание Орив и Океана — но это, как вы понимаете, очень редкий случай.