Генрих Далидович Юля

Источник: Далидович Г. Десятый класс: Рассказы и повести: Для ст. шк. возраста/Авториз. пер. с белорус. М. Немкевич и А. Чесноковой; Худож. Л. Н. Гончарова. — Мн.: Юнацтва, 1990. — 288 с., [5] л. ил., портр. — (Б‑ка юношества).

_____________________________________________________________________________

1

…Юля так утомилась, что решила больше не трогать эту толстую, с твердой черной корой у комля березу, оставить ее подрубленной. Выпрямилась, огляделась, начала искать глазами место поблизости, где можно было бы присесть, отдохнуть, отдышаться. Но всюду вокруг лежал снег, стояли березы и белели острые пни, на которые сесть было невозможно. А идти к ранее поваленным ею березам, уже стянутым в кучу, и примоститься на них поленилась.

Она опустила топор на снег, обхватила ствол березы руками и изо всей силы нажала плечом, пошатала из стороны в сторону — береза вздрогнула, закачала вершиной, густо окропила водой, но удержалась, не упала. Тогда Юля обтопала высокий ноздреватый снег вокруг комля, обломала стоявшие поблизости тонкие кустики, за которые прежде цеплялся топор, и начала снова подрубать ствол, чувствуя, как совсем слабеют, не удерживают топорище руки, как ноют плечи и кровь быстро–быстро приливает к вискам.

Высокая укоренившаяся береза наконец качнулась, наклонилась, повисела минутку на тонкой гибкой осине, но не удержалась, съехала вниз, треснула, содрав возле комля кору, и упала на землю.

Юля улыбнулась, лицо ее сразу прояснилось, будто она сбросила с плеч большую тяжесть, снова выпрямилась, облизнула сухие, запекшиеся губы, смахнула мокрым белым от березовой коры рукавом пот со лба. Когда выпрямилась, сразу потемнело в глазах, поплыли, заскакали в них светло–желтые искры и зашумело в голове. Юля постояла минуту, передохнула и, с трудом поднимая топор, очистила березу от ветвей, перерубила пополам, подняла тяжелый толстый комель и потянула его к саням.

Снег тут, в молодом березовом лесу, был еще глубокий, рыхлый, под ним собралась вода и съедала его — ноги проваливались глубоко, чуть не до земли, поэтому на лошади сюда невозможно было подъехать. Сани стояли на дороге, а березы, постепенно отходя от коня, она срубала по всему лесу.

Приволокла комель к саням, бросила на землю и опять побрела в березняк; подбирала нарубленное и вытаскивала на дорогу. Таскала и думала, что сейчас, в самое половодье, не время ездить в лес на санях, но рано еще и запрягать коня в повозку. Надо было бы подождать неделю–другую, когда совсем растаял бы снег, сошла вода, хорошо подсохло, вот тогда и приехать за этими дровами. Да вот некогда ждать той погоды: за холодную и долгую зиму сожгли все дрова, остались только одна–две охапки сухой ели. Ими и немного натопишь и не хочется их до конца сжигать: еловыми щепками хорошо будет разжигать сырую березу. Вчера Юля договорилась об этом березняке с лесником, попросила конюха дать на сегодняшний день лошадь, в полдень приехала в лес, к вечеру нарубила березовых дров, собиралась уложить их и ехать домой.

Низко опустилось, неярко светило тепловатое уже солнце, в затишке, где густо росли березы, оно пригревало — близко и ощутимо тянуло запахом мерзлой земли, пахло прелой, заплесневевшей листвой, хвоей от молодых сосенок, черничником, вереском, травой — всем тем, что осенью засыпал снег. Приятным, необычайно легким, прозрачным был воздух, полный густого, почти хмельного, такого знакомого свежего запаха весны, и сейчас солнечный свет, высокое светло–голубое небо, воздух, земные запахи опавшей листвы, травы, березовика, аромат которого струился от свежесрубленных пней, взволновали, и Юля, все это видя и чувствуя, ощутила неясную тревогу, будто невольно ждала, что, когда растает, стечет ручейками последний снег, когда возвратятся со своими песнями, со своими заботами и хлопотами птицы, цветами и пышной зеленью украсится земля — настанет совсем иная, новая, может, даже более счастливая чудесная пора. Хочешь или не хочешь, а как–то всегда весною вначале почти неуловимо, а потом все яснее, тревожнее ощущаешь новое, веришь, что оно будет приятным, принесет радость.

Когда подтаскивала к саням последний комель, совсем выбилась из сил. Едва плелась, глубоко проваливаясь в снег, набирая его в сапоги. Снег быстро таял, обжигал холодом икры. Утомленно поглядывая на высокие белые пни, с тревогой думала, что за них ее будет укорять лесник Микола, станет говорить: могла бы разгрести снег и срубить дерево ниже. Растает снег, сойдет, тогда они, эти пни, совсем высокими станут, будут видны издалека. Поглядывала на белые стволы, на которых морозный ветер отклеил за зиму белую кору, размотал, растрепал ее, и теперь она висит крупными мягкими кусками; глядела на свои прежние следы, в которые сейчас наплывала зеленоватая вода, на щепки, каких вокруг было бесчисленное множество, от свежего запаха которых, запаха холодного сырого дерева и едва уловимого аромата березового сока словно бы кружилась голова. А может, голова кружилась от усталости, от тяжелой, неженской работы с топором…

Юля доволокла, бросила возле саней последний срубленный комель и хотела наконец присесть, отдохнуть, но опять не стала садиться: знала, что потом трудно будет подняться. Она только нагнулась, сгребла почерневший сверху снег, зачерпнула горсть его, белого, холодного, зернистого, похожего на крупную соль, и начала лизать, чувствуя во всем теле большое облегчение. Снег таял на теплой ладони, струйка воды текла в рукав и приятно холодила руку.

Юля сбросила с руки мокрый снег и взглянула на сына, который сейчас сидел на санях и строил из щепочек хатку. Увидела, что он не послушался ее, не сидел все время на санях, а топтался, бегал по снегу: вон и валеночки мокрые, и штанишки выше валенок тоже мокрые. Посмотрела на сына и пожалела, что взяла его с собой в лес, пусть бы лучше сидел дома, в тепле. А то пристал, просился, и она не смогла отказать. Не дай бог, заболеет, ведь простудиться мог.

Мальчик почувствовал ее взгляд. Поднял голову и, глядя на нее, улыбнулся. Раскрыл рот, и сразу стало видно, что у него нет одного переднего зуба. Юля не выдержала, тоже усмехнулась. Она и не думала улыбаться, хмурилась и даже сердилась на него, хотела как можно скорее закончить этот тяжелый труд и поехать домой, а теперь вот сама сорвалась с губ улыбка, и от нее сразу стало легче на сердце.

— Не замерз? — спросила у сына Петьки, подошла к нему, поправила на нем шарфик, подняла пальто и заправила в штанишки рубашку.

— Нет, — ответил мальчик.

— Лучше бы ты, сынок, все время сидел на санях или по дороге походил бы, а то вот лазил по снегу, вымок