«бузой», ну да их дело молодое, а базовские старики никогда свою обитель в обиду не давали. И в день рождения Борзого закуток под лестницей у комнатки дежурного электрика, именуемый также Старой Хрычевней, просто преображался. Для этой цели туда единственный раз в году приглашалась техничка со швабрами и пылесосом, она всё утро ползала по потолку и стенам, сдувая пыль и паутину, вытряхивая пепельницы и с характерным для роботов этого класса ворчанием выгребала пустые бутылки из-за пожарного щита. А вечером старики устраивали торжественный банкет (куда, кстати, совершенно случайно забрел и автор этих строк), где и чествовали «дорогого Каку», поднятием многочисленных тостов. Впрочем, самому юбиляру усердствовать не разрешали, ибо он должен был сохранить себя в трезвом уме и здравой памяти до конца вечера, когда ему придет пора поведать собравшимся свою единственную и неповторимую, волнующую и захватывающую, умопомрачительную и невероятную Историю Ордена, которым, кроме него, могли похвастать разве что еще два-три человека во всей Галактике. Мне также посчастливилось её услышать и теперь я передаю эту историю вам, дорогие мои друзья, со всей возможной точностью.

* * *

Обведя всех собравшихся своими удивительными чисто-голубыми глазами, поразительно гармонирующими с кипенно-белыми волосами, легкими, как пух, на сухощавом розовом лице, озаренном кроткой улыбкой, Борзой покачал головой и сказал:

— Всё это конечно, прекрасно, но мне никогда не забыть дня рождения, который я провел на «Лёгкой СКУКЕ». Сейчас-то таких астрогробов уже не строят, а в моё время Легкий Стратегический Космический Универсальный Крейсер-Автомат считался основой боевого флота Галактики. Когда же к этому кораблю придавался еще и СКАТ (Самонаводящаяся Космическая Атомная Турель), то командир крейсера поневоле начинал себя чувствовать царём и богом на участке во много сотен тысяч космических километров. Но как бы то ни было, а назначение на «Легкую СКУКУ» считалось почетной ссылкой, куда меня и упекли за то, что я повздорил с комполка, и не только упекли, а приставили ко мне еще в придачу Валюту Шпокина (или Шмякина? Не помню!), этакого бесцветного малого, который день-деньской решал шахматные задачи и вел бесконечные турниры с электронным мозгом СКАТа, хоть я его и предупреждал, что характер у нашего компа воинственный и манеры агрессивные. И вот мы дождались дня моего рождения, в который этот звездонавт собачий умудрился сделать СКАТу вечный шах. Вот ведь умник! Я как раз заканчивал отчет о первой неделе дежурства (нам выпало патрулировать в местах глухих и мрачных, где-то в районе Черного Пояса Карлайля, где турбулентные гравитационные вихри ежеминутно могут закрутиться в пространственно-временные смерчи и забросить вас по ту сторону Бытия…) — и вдруг в мой отсек с истерическим воплем влетает Валюха.

Я глянул в иллюминатор и остолбенел. Прямиком на нас были направлены страшные самонаводящиеся атомные торпеды СКАТа. Он ведь был боевой машиной и запрограммирован на битву до победы любой ценой. Я знал, на что способны такие турели, и потому, приказав своему сменщику немедленно соглашаться на проигрыш, быстро собрался, перешел на СКАТ и перекрыл подачу энергоснабжения к электронному мозгу. Теперь оставалось повозиться с час-другой и переключить управление турелью на бортовую ЭВМ «СКУКи». К сожалению, прошлая смена повредила рацию в скафандре. Из-за этого я не услышал, как вопил, призывая меня, Валька, ибо именно в этот праздничный день на меня свалилось одно за другим сразу два несчастья.

Второй бедой оказался НЛО, который тихонько подобрался к нам, пока я был на СКАТе, и доброй старой морзянкой потребовал, чтобы мы отключили рацию, сложили оружие и предъявили корабль для досмотра.

В полутора километрах от нас пираты остановились, и тут только я смог как следует разглядеть их корабль. Это была внушительная махина, по сравнению с которой наша «Скука» казалась утлой шлюпкой рядом с могучим линкором. Но до чего же этот корабль был дряхлым, обтрёпанным, покорёженным — ужас! Я мог бы держать пари, что после последнего капремонта он слонялся по космосу не менее трех столетий.

Я велел Вале надеть тяжёлый скафандр, дал ему плазменную горелку для сварки, вооружился сам и отключил гравитатор. Когда я прилаживал ему и себе реактивные ранцы, юноша посмотрел на меня так, как если бы я с бубном в руках собрался пошаманить. Я подмигнул ему и велел опустить светофильтр. Тем временем пришельцы пришвартовались к СКУКе, от люка из корабля к нашему поплыла переходная «гармошка». Когда она присосалась к нашему люку, я отворил двери шлюза и принялся ждать. Впрочем, ожидание продлилось недолго. В скором времени проём осветился, и напротив нас обозначились несколько человеческих фигур. Они тоже увидели нас, но… просто не могли предположить, что в ту же секунду их противники (то есть мы) сорвутся с места и, опрокинув нападавших, ворвутся сами на территорию захватчика. Вид у нас в этих громадных никелированных скафандрах, похожих на доспехи исполинских рыцарей, с горелками, которые в невесомости казались похожими на огромные шаровые молнии, с реактивными струями, бьющими из кормы — видок этот, конечно, был отменный!

— Бросай оружие! — рявкнул я в мегафон. Двухсотваттный усилитель разнес мой голос по всем закоулкам пиратского корабля. Неожиданно я услышал детский плач и женские крики.

Я сбросил пламя горелки, притушил дюзы, поднял светофильтр и обнаружил в одном из коридоров толпу женщин с детьми. Я приказал Вале собрать оружие, которое в панике побросали незадачливые вояки, и потребовал, чтобы ко мне вышли капитан и его помощник. Никто не отозвался. Но меня это не смутило. Настроение у меня было хоть куда, а голове вертелась генеральская диссертация на тему «Практика абордажа в космических условиях».

— А известно ли вам, господа, — сказал я спустя некоторое время, — что ваши действия попадают под статью 242 подпункт «в» Международного космического кодекса?

Ответом мне было молчание.

— А известно ли вам, — продолжал я, дождавшись, пока вся серьезность предыдущей фразы не уложится в их мозгах, — что в соответствии с этим кодексом ваши действия квалифицируются как космическое пиратство и наказуются пятьюдесятью годами освоения сибирских пустынь без замены штрафом?

Тогда вперед выступил некий дряхлый старец и воскликнул:

— Как? Неужели на Земле еще живут люди?

— Не только живут, но даже пытаются сами на ней что-то вырастить для пропитания, — ответил я, пораженный его неосведомленностью. — Когда же вы ее покинули?

— О, давно, ужасно давно! —