Литвек - электронная библиотека >> Автор неизвестен >> Документальная литература и др. >> Дневники «сепаратистов» >> страница 3
слезы, боль, потери, страх…

Наталья

…Слепоглухонемой город. Из четырехсот жителей многоквартирного дома в самом сердце Луганска осталось лишь около тридцати. Непрекращающиеся обстрелы, пытающиеся уехать, бежать от войны люди. Ощущение постоянного, липкого страха и абсолютной беспомощности, какой-то абсурдной и страшной фантасмагории, в которой волею судьбы принимаешь участие. Ежедневной необходимостью становится практически двухкилометровый путь вглубь частного сектора, где из подземных скважин можно набрать воды. Известная всем местным «дорога жизни».

Время как будто замерло, пространство ограничено пределами собственной квартиры и двора, где непривычно тихими для лета вечерами собираются соседи, чтобы под треск добытого из балконных недр радиоприемника послушать последние новости «из большого мира». Тем ярче и острее на фоне всепоглощающей тревоги и страха оживает в памяти образ маленького тихого Ангела нашего двора, единственного на весь квартал ребенка, оставшегося в осажденном городе. Он стал для нас негласным талисманом, воплощением хрупкого биения настоящей жизни, надежды и так необходимого для нас тогда ответа на вопрос «для чего?» — выжить, выстоять, сохранить себя, свой дом и самое дорогое, самое ценное в жизни человека.

Юлия

За это время население, к сожалению, по звуку научилось отличать «Град», мины, гранатометы и т. д. Звуки страшные — как будто космические ракеты летают. Никогда в жизни не хочу это слышать!

В 17.00 ТАК БАХНУЛО!!! Это было самое страшное в моей жизни. Я сидела у окна на кухне, в два шага (какие-то животные инстинкты просыпаются) оказалась в коридоре. Свист летящей мины не перепутать ни с чем. Потом резкий хлопок, разрыв и взрыв. «Прилетело» в соседний дом. Итог — выгорело 6 квартир. У остальных окна, балконы, подъездные пролеты. Прошло 2 часа… Слышен звук заколачиваемых окон под «баханье» вдали…

Вышла на улицу (впервые за два дня), обошла дом (не полностью — только с торца — далеко ходить опасно), увиденное — страшное зрелище. Слава Богу — никто не погиб. Не было людей в квартирах: кто выехал, кто по подвалам сидит.

Позвонила сестре (она в Луганске на другом конце города), связь как-то прорвалась — чудо. Позвонила родителям — папа впервые серьезно сказал: «Уезжай при любой возможности!». Я испугалась… ХОЧУ МИР!!! БУДЕТ МИР!!! ЕСТЬ МИР…

Татьяна

Если меня когда-то потом спросят, страшно ли было в эти дни в Луганске, однозначно ответить не смогу. Сначала было очень страшно — от ужаса пекло в груди. Было очень страшно с сестрой и псом Джемом бежать в подвал и слышать, как за спиной рвется снаряд. Было страшно выходить наверх и ожидать, что увидишь свой разрушенный дом. Было страшно подниматься в квартиру, чтобы посмотреть, жива ли лежачая мама и целы ли окна…

Были дни, которые стали переломом: в эти дни особенно активно обстреливали центр и наш квартал Алексеева. И, наверное, в это время страх закончился. Страх залез куда-то глубоко-глубоко, даже когда совсем близко рвется снаряд или мина, — он не успевает вылезти. Да и Джем мой уже так не боится. Я думала, быстро привыкают только к хорошему. Оказалось, и к плохому тоже привыкают быстро. Неужели наступит время и тишина будет постоянной? Но после обеда обстрелы усиливаются, а к четырем часам нас начинают «поливать» вражеские «Грады». Наша доблестная украинская армия самоотверженно направляет свои орудия на город, где живут люди второго сорта, которые их не интересуют.

Кстати, обстреливали наш квартал братья-поляки из чешских гаубиц. Вот это я понимаю — евроинтеграция в действии!!!

Наталья

…Полные тихой мольбы «береги себя» глаза мамы, провожающей меня под бомбежкой на последний автобус из города, и фоном — пронзительный женский крик, заламывающий в отчаянии руки водитель, рослый и сильный мужчина, под непрекращающимся ни на минуту обстрелом пытающийся объяснить, что маленький автобус переполнен и он не в состоянии взять больше пассажиров, ведь по проселочным песчаным дорогам мы не проедем…

Удивительно, как в состоянии максимального психологического напряжения обнажаются все грани человечности, оттеняя страх, боль и ненависть ощущением сопричастности, общности, искренности: изнурительная августовская жара, запах гари, тяжелый пеший переход с вещами по раскаленному песку до блокпоста — и помощь совершенно посторонних людей, единственная на автобус бутылка минеральной воды, поделенная поровну между всеми пассажирами, и тихое мужество молодой матери с двухлетней дочкой на руках, которой она на протяжении всех 6 часов пути рассказывала сказки, пытаясь успокоить, отвлечь ребенка…

Юлия

Свечи экономлю. Ничего не зажигаю, пишу на ощупь. Пасмурно, плохо видно, в 20.00 — уже темень.

Грады, мины … дом трясся так, что в подъезде пыль стоит, всё ходит ходуном. Посыпались стекла, у кого вчера не успели выпасть. И опять полетели мины. Отвратительный свист. В этот момент каждый раз вся жизнь проносится за миг. И ждешь разрыва … Опять тихо. Говорят, Луганск в кольце. Украинское радио сообщает: бой идет за Острую Могилу.

Спасибо тебе, Господи, за новый день, за жизнь, за тишину, за сохраненное жилище. В квартире прохладно и полумрак. Два месяца живу с открытыми окнами, заклеенными крест-накрест.

За ночь прилетело в три соседних дома, разрушения страшные: вываленные стены, балконы, пожар — всё валяется кругом. Слава Богу, люди на ночь пошли в подвалы, более комфортные — женские (сухие и чистые), похуже — мужские, а где-то вообще общежитие — люди и животные.

Сплю уже неделю в коридоре, одетая, сумки собраны (документы, деньги, вещи, лекарства, сухпай). Ночь была страшная. Не то что спать, стоять-сидеть невозможно — постоянно подбрасывает и «золотой дождь» на полнеба. Светло, как днём.

Владимир

Был день, когда Старый Я погиб.

Мы сидели с дедом в саду, разговаривали о чём-то и слушали улицу. И вдруг — самый страшный звук в моей жизни. Будто пробка резво выстреливает из бутылки шампанского, бутылки на твои похороны, а потом свист, перерастающий в визг…

Уже вскакиваешь из кресла, хватаешь деда за руку. Стёкла разлетаются. Уши заложило. Бежишь, ищешь маму, бабушку. Вместе бежим в погреб. У каждого своя роль: кто берёт куртки, кто фонари (в доме нет света, а в погреб спускаться без света — можно неплохо упасть). Ещё взрыв. Штукатурка падает.

Молишься. Молишься. Молишься. Пытаешься успокоить родителей, а, попутно, и себя. Третий выстрел, чёртов визг. Взрыв. Так близко. Ждёшь 10 минут. Вылез сам,