Дмитриева Наталья НЕПОДВИЖНОСТЬ
Комната была не то что маленькой, но длинной и узкой, точно пенал, с низким потолком. Снаружи единственное окно загораживала кряжистая береза. — Вот, — хозяйка обвела руками по кругу, — смотрите. Мила смотрела и чувствовала бессилье. — За такую цену лучше все равно не найдете, — проговорила хозяйка, будто отвечая на ее мысли. — А у меня, сами видите, чисто, уютно. Для молодой девушки в самый раз. Вы ведь одна? А то я смотрю, кольцо на пальце… — Это… память. — Мила сжала руку в кулак. Хозяйка сочувственно вздохнула: — Ну, бывает… Что ж, соседи тут тихие, беспокоить не станут. — Почему так холодно? — Мила передернула плечами, с трудом подавив зябкую дрожь. — Опять не топят, ну, что ты будешь делать… Да это ненадолго, к утру тепло дадут. До утра-то не замерзнете? А нет, так я завтра обогрей принесу. Мила коснулась стены. Кто додумался наклеить здесь эти жуткие обои под атлас кремового цвета? И потолок… Почему он тоже кремовый? Омерзительно. — Пойдемте, я вам санузел покажу, — хозяйка вышла, и без нее Миле сделалось еще холодней. Стены, пол, окно — отовсюду тянуло стылостью, будто в этой комнате лет сто уже никто не жил. А может, и не было здесь никогда ни единой живой души, хозяйская, и та наведывалась мельком… «Остановись, хватит! — Мила в сердцах дернула себя за прядь. — Перестань накручивать. Это и вправду не худший вариант». …полфунта мяса, но ни капли крови. Вздрогнув, Мила оглянулась, но рядом никого не было. Проклятье! Когда же это кончится? — Оставь меня в покое, — шепотом попросила она. — Пожалуйста. «Бери ж свой долг, бери же свой фунт мяса… но, вырезая, если ты прольешь одну хоть каплю…» Мила со свистом втянула воздух сквозь зубы и зажмурилась. Это невыносимо! Она открыла глаза и чуть не вскрикнула — на стене перед ее лицом шевелил усами жирный коричневый таракан. Судорога отвращения пережала ей горло. Не сводя глаз с мерзкого насекомого, Мила попятилась, сорвала с ноги туфлю и со всей силы запустила в стену. На шум прибежала хозяйка. — Что такое? — Т-таракан! Там, на стене! — Да где? — Вон он! — Да нет ничего, — хозяйка нахмурилась, разглядывая оставленный туфлей отпечаток. — И сроду не было… Соседи, наверное, травят, вот и забрел случайно. Да вы не волнуйтесь так, он, если и был, уже сдох. — Я… не волнуюсь, — Милу вновь затрясло. — Просто замерзла… — Горячая вода есть. Душ примите, согреетесь. Ну, так как, остаетесь? Полфунта мяса, но ни капли крови… Беги отсюда, беги со всех ног! — Остаюсь, — ответила Мила. Она долго стояла под горячей водой, вымывая озноб из тела. Потом надела пижаму, толстый свитер, шерстяные носки, перетащила диван на середину комнаты, чтобы не касаться холодных стен, легла и натянула одеяло до самых глаз. За окном шумела береза. Спутанные тени метались по потолку, ненадолго замирая, и под их тревожное биение Миле представлялось, как ее руки и ноги немеют и истончаются, будто ветви под ледяным ветром. Она чувствовала себя старой и иссохшей, словно поваленная колода, и такой же беспомощной, не способной даже пошевелиться. К утру закоченевшее тело едва могло разогнуться. Отопление не включили, и хозяйка не пришла, как обещала. На улице оказалось теплее, чем в квартире. Мила долго ходила по двору, разгоняя застывшую кровь, потом бесцельно побрела вдоль гудящего проспекта. Мимо проносились машины, их рев обдавал ее, словно прибой, и как прибой, отступал, чтобы оставить в минутной тишине. На переходе Милу несмело тронули за рукав. — Девушка, помоги перейти через улицу. — Да, пожалуйста, — она вежливо подставила локоть. Старуха вцепилась в него сразу двумя руками. Под красным капюшоном половину ее лица скрывала заляпанная повязка, грязно-зеленый пуховик с шуршанием терся об Милу. На тонких старушечьих ногах красовались пакеты из плотного черного полиэтилена, крепко примотанные шнурками к щиколоткам. За переходом старуха встала столбом, не торопясь разжимать руки. — Спасибо, девушка, дай тебе бог здоровья! — Не за что. — Добрая ты душа, помогла бабушке… — Мне не трудно. — Миле вдруг стало не по себе. Она с усилием высвободила локоть и заспешила прочь. — Мужа тебе хорошего! — долетело вслед, чуть не заставив ее перейти на бег. …полфунта мяса… «Нет, нет, нет! — Она схватила себя за волосы и дернула, будто надеялась вырвать их из головы вместе с мыслями. — Замолчи! Хватит!» «Итак, готовься мясо вырезать, но крови не пролей. Смотри, отрежь не больше и не меньше…» — Девушка, вам плохо? — Мужчина участливо склонился над ней, закрыв своей тенью. Ее взгляд уперся в черный потертый драп и беспомощно скользнул выше. Черное пальто. Серый шарф. Серая щетина. Черные очки. — Вам помочь? — Не надо, — чуть слышно ответила она. — Мне не нужна помощь. — Вы уверены? Мила попятилась. Чужая холодная квартира вдруг представилась ей единственным возможным укрытием. Она развернулась и побежала. Тишина накрыла, словно ватным одеялом, и под ее защитой даже холод казался не таким пронзительным. Обои сменили цвет, стены раздвинулись и потолок поднялся, сравнявшись высотою с березой. Тихий свет вливался в окно, лаская лицо и плечи. За окном чинно и неподвижно сидели голуби в ожидании подачки. Мила поставила на подоконник теплую кружку и помедлила, зажав крошки в горсти. Голуби безмолвно следили за ней оранжевыми глазами. Затишье… покой. То, чего ей так не хватало.«…Гармония подобная живет
В бессмертных душах; но пока она
Земною, грязной оболочкой праха
Прикрыта грубо, мы ее не слышим».