Финальный уровень.
Глиф, говорите… Ладно. Будет вам глиф.
Ника нагнулась, подобрала осколок выбитого Ромчиком стекла и полоснула себя по тыльной стороне предплечья.
Хлынула кровь. Ника выбросила стекло, макнула пальцы в кровь и начала рисовать на стене башни.
Первый круг — вокруг окна. Второй — поверх решетки. Теперь молнии. Еще крови. Пальцы грязные, приходится совать прямо в рану. Будет заражение. Плевать. Еще. Десятая. Одиннадцатая. Последняя.
За решеткой хрипел и барахтался Ромчик, придавленный к полу тушей отца. В руке у Радомского был нож, а на шее висел Женька.
Ника вцепилась в решетку и снова рванула. Окровавленные пальцы соскользнули. Черт! Она сорвала с себя курточку, обмотала ладони. Вцепилась. Уперлась ногой в стену.
Ну!!!
Медленно, очень медленно — но решетка поддалась. Миллиметр за миллиметром ржавые прутья начали выползать из крошащегося кирпича. Башня, как и весь город, оказалась трухлявой внутри…
Мышцы спины напряглись так, что грозили вот-вот разорваться. Ногу свело судорогой. Ныли крепко сжатые зубы.
Ну!!!
С сухим треском решетка вырвалась из стены, и Ника опять грохнулась на спину, в очередной раз угодив затылком в перила…
Какое-то время они просто сидели, переводя дыхание. Потом Ромка хрипло спросил: — Женька? Ника отрицательно покачала головой. — Жаль… — сказал Рома, слишком вымотанный, чтобы испытывать какие-либо эмоции. — Ну вот и все… — Что — все? — спросила Ника. — Игра окончена. Смотри сама… Ромчик обвел рукой вокруг себя. Глифы, густо покрывавшие пол и стены башни, исчезли. Карта стала просто картой Житомира, без желтых стикеров. Костерок, в который угодили ключи, одномоментно выгорел дотла, и башня погрузилась во тьму. Ника встала и выглянула в окно. На улице было пусто. Ни людей, ни тварей, ни даже факелов не осталось там, где минуту назад бушевало человеческое море. Ни смерчей, ни вулканов, ни ураганов. Тишина и покой. Только дома вокруг (и до самого горизонта) стояли мертвые, заброшенные, полуразрушенные. — И кто выиграл? — спросила Ника. — Не знаю, — пожал плечами Рома. Он поднял с пола один из упавших ключей — теперь простую картонку без глифа, и повертел в пальцах. — Похоже, что никто… Ника взяла у него карточку и задумчиво посмотрела на нее. Она уже пользовалась такой. Когда связывалась с… как же ее звали? Илоной, да… карточку-ключ надо было поджечь, и тогда носитель глифа тебя услышит… О господи! Господи боже ты мой! Что же мы наделали?!! У нее подкосились ноги. Ника укусила себя за кулак, чтобы не взвыть в голос. — Ты как? — спросил Рома. — Нормально, — выдавила она. — Я — нормально. Как всегда. Давай уйдем отсюда, а? — Давай, — согласился Ромчик. Он помог ей встать, подставил плечо, и они вдвоем захромали к выходу.
30
Черная вдова. Паучиха, пожирающая своих пауков. Я — черная вдова. Я поглотила своего мужчину. Теперь Белкин — часть меня. Марине хотелось заурчать от удовольствия. Она никогда прежде не чувствовала себя так хорошо. Она была — едина. Что же теперь будет, спросил Белкин. Теперь все будет хорошо, успокоила его Марина. Ты не понимаешь, заволновался Белкин. Они же дерутся в центре карты! Сейчас кто-то кого-то убьет — сын отца или отец сына, неважно! — и эта жизнь уйдет в глиф! В последний, самый главный глиф! И все те люди, на улице, с факелами — они станут служить тому, кто победит! Ну и что, удивилась Марина. Ты же сам этого хотел. Я! Это должен был сделать я! Я должен был выиграть в Игре! Я так долго к этому шел! Дурачок, ласково подумала Марина. Мы теперь и есть Игра. Тем более, ныл Белкин. Тот, кто выиграет, сможет управлять и нами… Это невыносимо, мысленно вздохнула Марина. А ведь теперь мне придется терпеть этого нытика вечно… Ладно, не нуди. Пусть будет по-твоему. Так не доставайся же ты никому… Марина подобрала коробку с ключами и, на пару секунд вернувшись в реальный (какое смешное слово!) мир, протянула ее ворвавшейся в башню Нике.31
Невероятно, но Женька — тщедушный, щуплый, маленький Женька-Клеврет — сумел-таки оторвать Радомского от сына и оттащить с карты. Когда Ника пролезла в окно, Радомский как раз стряхивал Клеврета с себя, попутно прикладывая его об стенку. Клеврет висел на нем, как бультерьер — намертво. Рассвирепев, Радомский взмахнул рукой — и всадил нож под ребра мальчишке. Клеврет охнул и обмяк, а Радомский легко, как игрушку, швырнул тощее тельце в окно. Но даже тогда Клеврет не разжал рук, пытаясь утащить Радомского вслед за собой. Ромка, оглушенный, кое-как поднялся на колени в центре карты. Он был слишком далеко, чтобы помочь другу. Ника — еще дальше. Не успеть… Ника все равно бросилась вперед — но тут на пути ее (откуда?!?!) появилась Марина. В руках у Марины была картонная коробка, которую она протянула Нике. Не соображая, что делает, Ника схватила коробку и швырнула ее в Радомского, разжимающего (один за другим) пальцы Клеврета на своей руке. Коробка попала ему в голову. Радомский взревел, как раненый медведь, подхватил на лету коробку (из нее начали высыпаться карточки — ключи, вспомнила Ника, это называется ключи) и отбросил в сторону. — Сгинь! — проорал он. Коробка с ключами упала прямо в огонь. Карточки вспыхнули, как магний. Рому скрутило в пароксизме судороги, а комнату на вершине башни на мгновение озарил яркий, неземной свет. Ослепленный Радомский закрыл свободной рукой глаза, и Ника успела сделать те пять шагов, что отделяли ее от разбитого окна. Она вцепилась в спортивный костюм Радомского, пытаясь вытолкнуть его наружу (в этот момент умер Женька — просто побледнел, разжал пальцы и молча канул в пустоту), но не тут-то было. Она, Ника, полноправный участник Игры, только что вырвавшая голыми руками решетку из стены — не смогла справиться с тушей олигарха! Радомский ударил ее ладонью наотмашь (в голове — в который раз за сегодня! — зазвенели колокола), и совсем уж было отправил следом за Женькой — но тут подоспел Ромчик. Мальчишка с разгона врезался в отца, и инерции этого удара хватило, чтобы Ника и Ромчик совместными усилиями перевалили Радомского через подоконник. Вопль его был страшен.Какое-то время они просто сидели, переводя дыхание. Потом Ромка хрипло спросил: — Женька? Ника отрицательно покачала головой. — Жаль… — сказал Рома, слишком вымотанный, чтобы испытывать какие-либо эмоции. — Ну вот и все… — Что — все? — спросила Ника. — Игра окончена. Смотри сама… Ромчик обвел рукой вокруг себя. Глифы, густо покрывавшие пол и стены башни, исчезли. Карта стала просто картой Житомира, без желтых стикеров. Костерок, в который угодили ключи, одномоментно выгорел дотла, и башня погрузилась во тьму. Ника встала и выглянула в окно. На улице было пусто. Ни людей, ни тварей, ни даже факелов не осталось там, где минуту назад бушевало человеческое море. Ни смерчей, ни вулканов, ни ураганов. Тишина и покой. Только дома вокруг (и до самого горизонта) стояли мертвые, заброшенные, полуразрушенные. — И кто выиграл? — спросила Ника. — Не знаю, — пожал плечами Рома. Он поднял с пола один из упавших ключей — теперь простую картонку без глифа, и повертел в пальцах. — Похоже, что никто… Ника взяла у него карточку и задумчиво посмотрела на нее. Она уже пользовалась такой. Когда связывалась с… как же ее звали? Илоной, да… карточку-ключ надо было поджечь, и тогда носитель глифа тебя услышит… О господи! Господи боже ты мой! Что же мы наделали?!! У нее подкосились ноги. Ника укусила себя за кулак, чтобы не взвыть в голос. — Ты как? — спросил Рома. — Нормально, — выдавила она. — Я — нормально. Как всегда. Давай уйдем отсюда, а? — Давай, — согласился Ромчик. Он помог ей встать, подставил плечо, и они вдвоем захромали к выходу.