Работая постоянно на глазах государя, он был ему, разумеется, хорошо известен, и когда в 1705 году у него родился сын Василий, крестным отцом новорожденного стал сам Петр. Впоследствии, когда крестнику исполнилось пятнадцать лет, Петр взял его к себе денщиком и переводчиком. Вскоре Петр отправил его за границу для изучения строительно-морского дела. Из-за границы Василий Суворов привез, между прочим, переведенную им и выпущенную в 1724 году книгу Вобана «Истинный способ укрепления городов, издание славного инженера Вобана». После смерти государя Екатерина I выпустила Василия Суворова в Преображенский полк сержантом, и с этого началась чиновная карьера деловитого юноши. В начале сороковых годов он был бергколлегии прокурором в чине полковника, а в пятидесятых годах получил генеральский чин и даже был недолгое время прокурором сената.

Василий Иванович Суворов был небогат: он имел около 200 душ крестьян; кстати сказать, он был чрезвычайно скуп и передал в некоторой мере эту черту своему сыну.

В 1720 году он женился на Авдотье Федосеевне Мануковой (дочери дьяка) и имел от этого брака двух дочерей и сына Александра.

Александр родился 12 ноября 1730 года в Москве, в доме, находившемся на Большой Никитской улице.

Со времен Петра I каждый дворянин обязан был вступать в военную службу, притом проходя ее с нижних чинов. Дворяне нашли способ приноровиться к этому закону: они записывали своих сыновей в гвардию при самом их рождении. Живя в родительском доме, мальчик год за годом подымался по лестнице служебной иерархии. В записках Андрея Болотова находим описание того, как происходило подобное повышение. «В сие время приехал какой-то генерал для смотрения полку нашего, и был покойным отцом моим угощаем. Я при сем случае пожалован был сим генералом в сержанты, ибо сам покойный родитель мой не хотел никак на то согласиться, чтоб меня произвесть в сей чин, совестясь, чтобы его тем не упрекали. Но как сему гостю я отменно полюбился за то, что будучи ребенком, умел порядочно бить в два барабана вместо литавр при игрании на трубах, то взяв сие в предлог, сделал он сие учтивство в знак благодарности за угощение хозяину»^[2]. К своему совершеннолетию такой юнец переводился в армию капитаном, а то и штаб-офицером. Не имея жизненного опыта, совершенно не зная военной службы, он становился начальником поседевших в боях людей. «Молодой человек, записанный в пеленках на службу, в 20 лет имел уже чин майора и даже бригадира, выходил в отставку, имел достаточные доходы, жил барином привольно»^[3]. Впоследствии одним из первых декретов Екатерины II будет запрещение принимать в гвардию рядовыми молодых людей ниже пятнадцатилетнего возраста. Но в год рождения Суворова обычай этот никем не оспаривался. Сам Василий Иванович Суворов числился в то время в Преображенском полку, хотя никогда не бывал в нем; подобных «мертвых душ» в этом полку было больше, чем действительного состава.

Однако, по иронии судьбы, будущий генералиссимус не был записан при рождении в полк. Отец предназначал его к «цивильной карьере». Он вообще не благоволил к военной деятельности, а тут еще мальчик оказался хилого сложения, на вид болезненный. Как было пустить единственного сына по пути бранных невзгод?

Это решение отца в дальнейшем неожиданно обернулось для Суворова благоприятной стороной: вынужденный пройти солдатскую службу по-настоящему, он сумел глубоко ознакомиться с бытом и нравами русских солдат.

Но для маленького Александра было избрано гражданское поприще. Отец не удосужился позаботиться о серьезной подготовке сына. Занятый служебными и хозяйственными делами, а того больше, опасавшийся расхода на преподавателей, он мало обращал внимания на воспитание мальчика. Только природные дарования и неукротимая любознательность воспрепятствовали Александру сделаться типичным «недорослем» со скудным багажом поверхностных и бессистемных знаний. Отсутствие руководства в первоначальных занятиях сказывалось в продолжение всей жизни Суворова: в его обширном образовании всегда чувствовались пробелы, а слог и стиль его страдали, при всей их яркости, существенными неправильностями. Тем не менее, Александр даже самоучкой сумел приобрести больше знаний, чем это было свойственно сверстникам-дворянам его круга. Он начал знакомиться с иностранными языками, занимался арифметикой. Но все это было на втором плане; главные его интересы заключались в другом.

Памятуя о былой работе над переводом Вобана, Василий Иванович подобрал недурную библиотечку по военным вопросам. Там были Плутарх, Юлий Цезарь, жизнеописание Карла XII, биография виконта Тюреня, знаменитый трактат Морица Саксонского, записки Монтекукули. Пытливый ум мальчика нашел богатую пищу в этих книгах. Он перечитывал их без всякого разбора, одну за другой, но отовсюду выбирал и сохранял в памяти крупицы полезных сведений. Постепенно он разобрался — насколько это было ему доступно — в основных приемах великих полководцев древности. Сидя по целым дням в пустой библиотеке, он разыгрывал настоящие сражения: переходил с Аннибалом через Альпы, воевал с Цезарем против галлов, совершал молниеносные переходы с Морицем Саксонским.

Детское воображение Александра было поражено картиной военных подвигов, и только в эту сторону устремились все его помыслы.

С проявившимися уже в детстве упорством и настойчивостью он начал готовить себя к военной деятельности. Это выражалось не только в штудировании специальных книг, но и в целой системе самовоспитания, которой подверг себя мальчик. Будучи от природы болезненным, легко подверженным простуде, он поставил себе целью закалиться; для этого он обливался холодной водой, не надевал теплого платья, скакал верхом под проливным дождем и т. д. Домашние удивлялись странностям ребенка, отец между делом читал ему нотации, пытался отвлечь от чтения военных книг. Все это способствовало еще большему самоуглублению мальчика, усилению его природной замкнутости и некоторой нелюдимости и еще больше заставило его пристраститься к облюбованному им поприщу. В конце концов, Василий Иванович махнул рукой на упрямого ребенка, а окружающие уже тогда окрестили его «чудаком». Эту кличку Суворов пронес через всю свою семидесятилетнюю жизнь, и она неизменно свидетельствовала не столько об его странностях, сколько о непонимании его, да еще об ограниченности тех, кто награждал его такой кличкой.

Нет сомнения, что, подросши, Александр сумел бы настоять на своем и пойти не по тропе намеченной для него отцом гражданской деятельности, а по военной. Но тут счастливая случайность помогла ему. Когда мальчику исполнилось