сосредоточиться только на звуках. Когда он снова открывает глаза, он видит, что поблизости, ярдах в 30, неподвижно стоит какой-то человек и смотрит на него.

Мики застывает, снова закрывает глаза и, к своему удовлетворению, слышит далекие крики чаек. Когда он опять открывает глаза, он видит, что человек подошел ближе; он стоит в той же позе, пристально глядя на Мики.

Мики возвращается мыслями к тому, что произошло утром, — к своему открытию, что кто-то заглядывал к нему в машину, а затем к своей поездке к дому, которого больше нет, и он ощущает нечто — не страх и даже не подозрение, а какое-то тревожное возбуждение, и все вопросы, которые он годами задавал себе о судьбе этого места и женщины, которую он здесь любил, неожиданно снова возникают в его мозгу и властно требуют ответа. Он взглядывает на незнакомца на пляже. Это высокий, статный мужчина. Он держит руки в карманах длинного пальто. Своим строгим взглядом и своей статностью он напоминает Мики отца Хэриет Кэвана, при котором Мики всегда особенно болезненно ощущал свой маленький рост и свою сутулость. Но он напоминает себе, что ведь строгий майор Кэвана теперь, должно быть, уже глубокий старик, а этому незнакомцу не больше, чем лет 45 — примерно столько же, сколько сейчас должно быть самой Хэриет.

Мики взглядывает на часы. Он решает продолжать записывать шум моря еще три минуты, а после этого подойти к незнакомцу и напрямик сказать ему, зачем, как он сейчас уверен, он сюда приехал:

«Я ищу Хэриет Кэвана. Это, наверно, звучит глупо, но не можете ли вы мне помочь?»

Затем Мики отворачивается и пытается думать только о волнах и птицах. Ему страшно заговорить с незнакомцем, потому что он никогда не умел хорошо выражать свои мысли. Когда Хэриет Кэвана в то солнечное белое утро воскликнула: «Ну и красота!» — Мики был ошарашен этой фразой, словно его стегнули кнутом, и не нашелся, что ответить. Хэриет нашла слова, которые больше всего ей подходили, и произнесла их чистосердечно, ясно и громко. А Мики, скорчившись у калитки, знал, что у него в мозгу все еще затаилась немота первых 10 лет его жизни.

Три минуты тянутся очень долго. Чайки кружатся и дерутся друг с другом. Мики пытается застыть, не шевелиться. Буруны набегают и откатываются, бренча галькой, как монетами, и набегают снова. Когда Мики наконец поднимает голову, он видит, что незнакомец ушел.

Уже почти засыпая, Мики слышит, что поднимается ветер. Завтра он поедет к ветряной мельнице. А этой ночью, думает он, я слышу, как мое одиночество ворочается во мне.

По широкой лестнице Мики поднимается в нижний этаж мельницы. Ее владелец, узкоплечий и внешне довольно хлипкий человек, явно возбужден его приходом и с большим удовольствием демонстрирует мельницу.

«Это забавная история, — говорит тощий человек, открывая люк в большое служебное помещение. — Мой отец когда-то подумывал купить ветряную мельницу, но он хотел выбросить все оборудование и превратить ее в жилой дом. А я бы такого никогда не сделал. По-моему, уже и так исчезло слишком много старых полезных вещей».

Мики кивает, и они карабкаются по более короткой лестнице и протискиваются через люк в старинную клеть мельницы. Свет сюда проникает из окошка, расположенного ниже храпового механизма, и из отверстия у полиспаста, через которое поднимают мешки с зерном и опускают мешки с намолотой мукой.

«Мельница работает только несколько месяцев в году, — говорит владелец мельницы, — но можно опустить мельничное колесо, так, чтобы вы могли записать его звук».

Мики кивает, идет к окошку и смотрит вниз. Каждые несколько секунд одно из крыльев мельницы врезается в его поле зрения и закрывает замерзшие поля, но ему нравится, что в отличие от того, как обычно бывает, он смотрит на все сверху, а не скрючивается и прячется, прижимаясь к земле. И пока он пристально смотрит вдаль, а мельница все ворочает и ворочает своими крыльями, он думает: «Теперь я должен выпрямиться, чтобы добиться того, чего я хочу и всегда хотел и все еще не добился, — приобрести звуки голоса Хэриет Кэвана».

«Ну, что, готовы? — спрашивает владелец мельницы, разочарованный молчанием Мики. — Запускать колесо?»

Мики, встрепенувшись, поворачивается к владельцу мельницы.

«Спасибо, — говорит он. — Я пристроюсь вот здесь. А затем я несколько минут позаписываю снаружи».

«Ладно, — отвечает владелец мельницы; затем он добавляет: — Я люблю радиопьесы. Кто-то сказал, что это — «театр воображения»; по-моему, это правильно, потому что для того, чтобы вообразить себе место, где все происходит, и вообразить себе, что происходит, вполне достаточно звуков, не так ли?»

«Да, — отвечает Мики, — да, по-моему, достаточно».

Пока Мики возвращается в гостиницу, становится уже совсем темно. Входя, он ощущает запах пищи, которую хозяйка готовит на кухне; но голода он не чувствует, он слишком возбужден тем, что он собирается сделать. Он собирается позвонить в большой дом, где жила Хэриет до того, как она вышла замуж и уехала куда-то в западную Англию. Хотя майор Кэвана и его жена сейчас, должно быть, уже очень старые, но Мики кажется, что люди, которые хорошо живут, живут долго, и он уверен, что, когда он позвонит, трубку поднимет кто-то из них. И он точно знает, что он скажет, он уже подготовился: «Майор, вы меня, должно быть, не помните, я старый друг Хэриет, и мне хотелось бы до нее добраться…».

Около входной двери, из которой нещадно дует, висит телефон-автомат. Мики складывает на нем столбик из 10-пенсовых монет и начинает разыскивать нужный номер в местной телефонной книге. Да, вот он: Кэвана, майор Ч.Н.Г., «Хай-Хаус», Матчфорд.

Он делает глубокий вдох. У хозяйки на кухне включен телевизор, по которому передают какую-то комедию, доносится смех и музыка. Чтобы не слышать этого шума, Мики плотно прижимает трубку к уху и набирает номер. После шести гудков трубку поднимают, и, как ему кажется, знакомый голос миссис Кэвана вежливо говорит:

«Матчфорд — два один пять».

«Миссис Кэвана, — начинает Мики, вдавив в щель первую монетку, — вы меня, должно быть, не помните, я…»

«Это не миссис Кэвана, — отвечает голос. — Подождите, я ее позову».

«Хэриет?» — спрашивает Мики.

В трубке молчание. Мики протягивает руку и крепко хватается за верхний край телефонного аппарата.

«Да. Кто это говорит?»

«Мики Стоун».

Снова молчание. Из хозяйкиного телевизора доносится взрыв смеха.

«Простите — кто?»

«Мики Стоун. Вы меня, должно быть, не помните. Я когда-то жил со своей матерью неподалеку от вас, в доме под названием «Слейт-Коттедж».

«Ах, да. Я вас помню. Мики Стоун! Ну и ну!»

«Я не думал, что застану вас, Хэриет. Я хотел только узнать, где