моих ребят — Андрея, Виктора, Светличного, Даши, Мити Закорко.
В первом томе все они шахтеры. Они будут в следующих частях романа инженерами, конструкторами, партийными и хозяйственными руководителями, может быть, даже министрами. А те из них, кто останется работать в забое, будут почетными шахтерами и свое счастье найдут в радостном и свободном труде советского горняка.
Все они будут расти вместе с ростом родного Донбасса. В последующих частях надо показать Донбасс перед войной. Это время крутого подъема, время смелых дерзаний и мечтаний о шахтерском счастье. Потом — война. Испытания. Надо показать непокоренный донбасский народ. Рассказать о шахтерских дивизиях, о борьбе за свободу и независимость нашей родины. Затем — освобождение Донбасса и величественные дни восстановления разрушенных врагом донецких шахт.
Я помню эти дни. Вместе с войсками входил я в освобожденные города и поселки Донбасса. И видел руины. Пепелища. Разорение. И видел наших людей, а отчаяния у них не видел. Шахты были затоплены. Подземный океан бушевал в штреках и лавах. Вода доходила до горла стволов. Все это надо было откачать, восстановить, возродить. Американские политики подсчитывали, что на это понадобятся многие десятки лет, А советские люди возродили Донбасс в три-четыре года.
Вся страна пришла на помощь Донбассу. И Донбасс встал из руин еще краше, еще могучей, чем был раньше. И об этом надо написать со всей страстностью.
Наконец, наши дни. Время невиданного трудового подъема в Донбассе. Золотое время для донецких шахтеров! На глазах уничтожаются грани между физическим и умственным трудом. Преобразуется жизнь горняка. Сами горняки стали другими. И уже зримо видны близкие дали коммунизма.
Хочется написать и об этом. Хочется заглянуть в завтрашний день Донбасса, тем более что он уже живет в сегодняшнем дне. Хочется увидеть новый Большой и Глубокий Донбасс. Увидеть полностью автоматизированные шахты... Шахты-парки, шахты-сады... Обо всем хочется написать!
Скажу по правде: я невольно робею и теряюсь перед огромностью и величием того, о чем надо бы написать. Хватят ли умения? Хватит ли сил? Но я никаких сил не пожалею — никаких сил! — чтоб во весь голос сказать в своей книге светлую правду о Донбассе.
1950 г.