всех выйти из класса и шопотом спросил, как звали одну его знакомую, давнюю… «Томочка!» Мы тогда оба все поняли. Он махнул рукой и вышел…
А потом приказ, а потом статья доктора, и пошло…
Документ № 7 СЕНСИДЕИКА? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ ЗАМЕТКИ, ПОМЕЩЕННОЙ С НЕКОТОРЫМИ ИЗМЕНЕНИЯМИ В ЖУРНАЛЕ «НАУКА, ТЕХНИКА — СЕГОДНЯ, ЗАВТРА». Я пытаюсь самостоятельно, по табличке на дверях найти нужную лабораторию. В последнее время меня несколько раз преследовало другое: за солидными вывесками я не находил ничего. Здесь наоборот: таблички еще нет… Меня останавливает девичий голос: «Вы к нам, в информацию?» — Как вы догадались? «Над тем и работаем. Хотите, узнаем, что вы думаете?» Что делать — хочу. Меня усаживают в кресло, я смотрю в какое-то странное зеркало, и все явственнее вырисовываются чьи-то (не мои ли?) огромные, во весь горизонт, глаза… «Дорогой гость! Вы думаете сейчас: неужели они проникают в мою голову? Или, может, это шутка, мистификация (ей-богу, безошибочно!) Это вы думаете? (киваю головой: точно). Разочаруем нашего гостя: да, шутка, увы, мистификация. Но выражаем надежду, что сможем сказку сделать былью!» Глаза исчезают. Вокруг улыбаются. Немного смущенно прошу пригласить тех, ради кого я пришел, — ученых Никонову и Литвинова. «Саша! Лена!..» Да, и их общий возраст меньше пенсионного! Дословно записываю: «В общем-то наша лаборатория занимается кой-какими аспектами внутривидовой информации в органическом мире. Например: не очень-то общается с себе подобными одиночка бурый медведь. Волки уже собираются стаями, и птицы… А такие системы, как пчелиный рой или муравейник, можно, пожалуй, рассматривать как своего рода единый макроорганизм. И даже человеческое общежитие — одна из систем, требующих внутренней информации как непременного условия существования. Кстати, внутривидовая информационная связь во много раз проще, чем, скажем, внутриклеточная. Впрочем, и общие законы пчелиного роя, муравейника и даже человеческого общества сейчас более ясны, чем сложнейшие физико-химические закономерности, по которым живет клетка. Нас интересовали в первую голову различные способы обмена информацией у живых существ. Звук, окраска, запах. Танцы пчел и скрещенные антенны муравьев. Ток тетерева и, простите, собачьи отметки. Миганье светляков и жесты обезьян. Слова человека и глаза человека… Короче, вся значность данного существа». — Как вы сказали? Значность?.. «…Да. Удачный, нам кажется, термин. Речь идет об одном из свойств материи, любой формы материи — обозначить себя, давать информацию о себе. В принципе — давать ее всем, всей вселенной. По существу. Как вы думаете: почему, допустим, внутривидовая связь не может быть непосредственной? То есть я без звуковой или другого рода трансформации передаю вам сигнал, призыв. Связь тогда осуществляется простейшим способом, „мозговыми волнами“, которые, несомненно, вполне реальная вещь. Почему же природа избирает, как правило, другие пути? Я не оговорился: как правило. Известны исключения. Удав, по-видимому, парализует кролика именно потоком таких волн, глядя ему в глаза. И в мгновенья смертельной опасности или когда дело идет о продолжении рода, спасении от голода, словом, о самых жизненных вещах, организм зачастую приобретает силу „понимать с полувзгляда“. Примеров множество, иногда мы сами тому свидетели. Но почему же не всегда? Природа мудра, и здесь не менее мудра с точки зрения отбора наиболее целесообразного. Для „всегда“ у нее нет необходимости. „Всегда“ — было бы неоправданной роскошью, такой, как крылья носорогу, или жабры волку, или панцирь оленю. Оно бы, на первый взгляд, не помешало, создало бы даже некоторые привилегии, но какою ценой? Эти излишества, нарушившие принцип „необходимо и достаточно“, ослабили бы в конечном счете позиции данного вида в борьбе за существование. Точно так же создание постоянных генераторов, усилителей, сквозных передатчиков импульсов в виде ощущений, мысли слишком дорого обошлось бы любому существу, и некоторые преимущества такой связи не окупились бы при ее энергопотребляемости и малоислользуемости. У животного. Другое дело у человека. Если говорить о совокупности информации, то значность молекулы сравнительно невелика, клетки почти необъятна, она существеннейшая сторона жизни. Но человеческая значность высшего порядка, требуются новые способы для ее выражения. Впрочем, это пока гипотезы. Но мы уже придумали название явлению передачи мысли, идеи чувственным, сенсорным (то есть не закодированным в общем смысле) методом. Сенс — чувство, идея — мысль. Мы предлагаем „сенсидеика“, — это, кажется, не вызывает возражений и у наших лабораторных пуритан. Приходите к нам через годик, не раньше, тогда мы вам кое-что продемонстрируем. А пока…» «Привет от сенсидеиков!» — несется мне вслед.
Документ № 8 ИЗ ГАЗЕТЫ «СОВЕТСКАЯ МОЛОДЕЖЬ» Мы уже писали о феноменальной способности юноши из Порога Валентина Масюка улавливать мысли людей, облеченные в словесную форму. Сейчас Масюком интересуется широкая научная общественность. Отечественные и зарубежные ученые выдвигают различные гипотезы. Возможно, разгадка порожского феномена не за горами. Однако в связи с интересом к этому явлению возникают и некоторые вещи весьма неприглядного свойства. Мы уже не говорим о шумихе в зарубежных теологических и т. п. обществах, когда на щит поднимается «сверхчувственное», «непознаваемое»… Мы получили письмо от Майи Д. из Порога, и считаем необходимым познакомить с ним читателей. Дорогая редакция! Я люблю читать вашу газету и потому обращаюсь к вам со своей тревогой. Скажу сначала: я встречаюсь с Валей Масюком, которого вы, наверное знаете. Как и многие мои подружки, я веду дневник, в который, между прочим, записываю все о своих отношениях с Валей. В последнее время даже главным образом это. Валя особенный, не только потому, что он феномен, — для меня он особенный парень. Не знаю, может, и другой был бы таким, а, может, и нет. Поначалу мне, действительно, иногда страшновато было, а теперь я так привыкла, что даже совсем без него, просто так всегда говорю, что думаю; и думать стараюсь правду. Валя теперь часто бывает в Москве и в других местах у видных профессоров, но когда приезжает домой, всем, всем делится со мной. И я многое интересное записываю. А недавно мой дневник пропал. И потом как из-под земли появился. Я имела основания подозревать, что тут не обошлось без моего дяди, священника, его знают у нас как отца Афанасия. Хотите знать, как я догадалась, что с дневником — дядина