Литвек - электронная библиотека >> Робер Гайяр >> О любви >> Мари Антильская. Книга вторая >> страница 2
меня на груди, призналась мне, что предпочла бы лишиться этой негритянки и двух тысяч фунтов сахару в придачу, которые пришлось бы заплатить как штраф за подобное преступление, чем и дальше видеть мужа в объятиях этого жалкого созданья и во власти демона сладострастья!

Клелия с новой силою расхохоталась. Валуа же ограничился тем, что недоуменно пожал плечами.

— Вы отдаете себе отчет, чем рискуете, сударь? Отец Фовель уже упомянул здесь о двух тысячах фунтов сахару штрафа, но, полагаю, вам известно, что помимо того закон еще требует, чтобы негритянка вместе с дитем были конфискованы в пользу лазарета без всякого права их выкупа? Вы слышали обвинение, которое было только что выдвинуто против вас. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

— Господин судья, — заявил на то колонист, — этот человек, которого можно считать духовным лицом разве что только по сутане, да и то сказать, уже одним этим он совершает кощунственное святотатство, и вправду примерно год назад оказался в моем доме. Он ел мой маис, пил мое вино и мой ром куда охотней, чем того требуют известная умеренность и воздержание его ордена! Но, похоже, моего рома ему оказалось мало, ибо для удовлетворения своих преступных вожделений ему понадобились еще и мои негритянки! Они жаловались мне на его домогательства! Но тщетно! Все это не помешало развратному монаху обрюхатить эту несчастную, которую он обвиняет ныне в преступлении, соучастником какого я якобы являюсь, тогда как совершил его он один, и к тому же насильственным образом!

Судья стукнул кулаком по столу.

— А что говорит на это сама негритянка?

— Ответь! — приказал ей хозяин. — Повтори судье то, что ты рассказывала мне…

— Ета рибенак атец Фовель… Он и атец Фовель пахож как два капля вада! Вы только поглядеть, люди добры!

Монах был вне себя от ярости. Байардель с Лефором звонко похлопывали себя по ляжкам, рабыня же тем временем снова взялась за свое:

— Ну, дай же улыбка свой папаш! Смотри, вон он, твой пап… твой добрый папаш!

— Ладно, — произнес судья. — В таком случае, не можете ли вы рассказать нам, как все это случилось?

Он обернулся к Валуа, тот ответил:

— Сам я при этом не присутствовал. Ибо случись я там, господин судья, то, при всем почтении к серой сутане этого монаха, непременно положил бы конец подобному безобразию. Мне хочется, чтобы вы выслушали мою рабыню… Ну же, Клелия, говори! Расскажи, как обрюхатил тебя этот монах!

— Ай-ай-ай!.. — залепетала Клелия на какой-то детской тарабарщине. — Атец пришел ночь моя и хател дать моя крещение… Моя не хател крещение ночь… Тогда его сказал бедный Клелия, что бедный Клелия гареть агонь! «Если не хатишь, дай мне целавай», — сказал атец Фовель… И Клелия, чтоб не гареть живая, дал ему целавай!

— Послушайте, мессир Валуа! — обратился к нему судья. — Мы же с вами оба прекрасно знаем, что от таких вещей дети не рождаются! К тому же, откровенно говоря, я не вижу в этом поцелуе ничего предосудительного!..

— Ай-ай-ай!.. — продолжила негритянка. — На другой ночь атец Фовель апять пришел хижина… Сказал бедный Клелия: у него с собой есть аблатка и бедный Клелия может папасть рай…

— Ну и дальше-то что?

— А патом его крестить моя аблатка живот… Добрый атец Фовель гаварил пра тибя, Иисус… И вот он, Иисус, который гаварил тагда добрый атец Фовель!.. Дай же улыбка своей папаш Фовель! Эй, Иисус!..

— Клянусь вам именем самого Господа! — воскликнул монах, не в силах более сдержать гнева. — Заклинаю вас, господин судья, принять во внимание, что я принял священный обет!

— Но послушайте, черт меня побери, должен же у этого ребенка быть хоть какой-то отец! А раз ребенок цветной, стало быть, отец у него белый! Если слушать вас, святой отец, то я должен осудить хозяина этой рабыни, но если верить ему и этой негритянке, то штраф две тысячи фунтов сахару придется уплатить вам! Не могу же я осудить вас обоих вместе и дать этому ребенку сразу двух отцов?!

— Тысяча чертей! — воскликнул Ив, наклонившись к уху капитана. — Никогда еще наш веселый монах не заставлял меня так весело смеяться, и, надеюсь, это ему зачтется, когда настанет день последнего суда! Только добрые люди могут попасть в подобную переделку! Вот к чему приводит чрезмерное усердие! Пусть это послужит вам хорошим уроком, Байардель! Своей охотой за виновными в таких преступных связях отец Фовель принес казне не меньше пятисот тысяч ливров! И вот теперь, смотрите, как дорого он за все это расплатится! Уж кому-кому, а ему никак не простят излишнего усердия, с каким он пытался блюсти местные нравы! И тут, можете мне поверить, Господь бросит его на произвол судьбы!

— Эх, дружище! — каким-то глухим голосом ответил ему Байардель. — Все это наводит меня на мысли о нашей с вами участи… Ведь и мы тоже можем дорого заплатить за свое усердие!

— Есть ли здесь кто-нибудь, — громким голосом обратился к зале судья, — кто мог бы засвидетельствовать благонравие этого монаха? Или подтвердить, что это грешник, который не прочь половить рыбку в мутной водице?

— Я! — вскричал тут же Ив Лефор. — Весь последний месяц мы с ним каждый Божий день только и делали, что вместе ловили рыбку в этой самой водице, а те, кто знает Ива Лефора, могут подтвердить, что на всем острове не сыскать рыбака по этой части лучше, чем он! И все-гаки этому благочестивому монаху, господин судья, удалось обскакать даже меня, и с моей стороны было бы несправедливо и даже бессовестно не засвидетельствовать перед судом это досадное для меня обстоятельство.

— Ради всего святого! — с ликующим видом воскликнул Валуа. — Господин судья, вы ведь истинный христианин, так прошу вас, заставьте же явиться перед судом всех, кто хорошо знает этого монаха!

Однако в этот момент Клелии, у которой уже никто ничего более не спрашивал, тоже снова захотелось вставить свое словечко:

— Ай, да неужто все белый господины сам не видеть, как мой Иисус пахож на наш атец папаш Фовель…

— Все! — заорал потерявший терпение судья. — Хватит! С меня довольно! Суд постановляет, что негритянка Клелия возвращается к своему хозяину и остается у него до тех пор, пока у нас не появится более достоверных сведений. А вам, святой отец, я убедительно советую обзавестись доказательствами своих голословных заявлений!

Судья ударил кулаком по столу и встал. Побагровев от стыда и гнева, францисканец направился к выходу.

— Эй, святой отец! — окликнул его Лефор. — Стоит ли так волноваться! Ведь если Господь Бог благословляет большие семейства, то, должно быть, его не так уж трогает их дальнейшая участь!

Монах уже прошел мимо него. Он обернулся, сделал