купили, квартиру привели в порядок. Потом машину купил. Потом в отпуск съездили, в Прибалтике отдыхали полтора месяца, несколько тысяч оставили. Не слишком ли шикарно? Соглашаюсь, можно и поскромней. Жена так и говорит. А я? Вдруг взял и купил жене шубу, не искусственную, а натуральную.
Ну, а заработки… Давайте подсчитаем. Мы работаем по 12 часов 30 смен в месяц. Это 360 часов. То есть в два раза больше, чем на государственном предприятии. Заработок наш примерно 900 рублей в месяц. В переводе на восьмичасовой рабочий день — 450 рублей. Согласитесь, не так уж и много. Нормальный заработок горняка. К тому же нет у нас ни уральских, ни полевых, ни премий и других надбавок. А ведь мы живем в полевых условиях, в отрыве от семьи.
Нам разрешено вырабатывать не больше 307 трудодней за сезон. Далеко не все набирают столько трудодней. В общем, десять тысяч рублей за год (это максимум) зарабатывают далеко не все. Получается так: тысячи две за сезон отправляешь семье, около тысячи — за питание и авансы на мелкие расходы, остальное — расчет.
Так что бешеных денег нет. Но сколько бы их ни было, они заработаны честным трудом, без приписок.
На базу мы вернулись к полудню. Обедал я с Виктором Васильевичем. Вкусно. Я сказал об этом Ковалю.
— Работа у повара трудная, — отозвался он.
Я кивнул, но Коваль добавил:
— В моральном плане.
Этого я не понял. И Коваль объяснил:
— Если обед не понравился, это для повара самое трудное.
Теперь ясно. И здесь оценивается прежде всего качество.
Потом обходим базу. Столовая находится в восьмигранном бревенчатом помещении. Все просто. У входа — стол, на котором лежат письма. Тут же телефон.
На крыльце столовой — две лавки и ступени. На этом пятачке три раза в день собираются артельщики, после еды до отправки на работу.
Сегодня здесь главный энергетик. Нет электричества. Вся техника стоит. То ли обрыв, то ли что-то с трансформатором. Электрики в мыле, ищут причину.
Рядом со столовой — бытовой комплекс: умывальник, грязная и чистая раздевалка, баня, красный уголок.
Идем дальше. Моторная. Четыре слесаря ремонтируют двигатели на всю артель. Готовые моторы должны всегда стоять в запасе.
Дальше. Ремплощадка с кран-балкой. Тут всегда кто-то хлопочет. Вечером я ушел спать, а здесь, в свете прожектора, возились шоферы. Столярка. Электромастерская с кузницей. Токарка. Склад. Вечером, часов в десять, мы сюда заходили. Заведующий складом инженер Юрий Иванович Головко еще был здесь.
— Тут практически есть все, что надо для работы, — сказал Коваль. — И завскладом наизусть знает, что, где и сколько лежит. Запчасть можно взять в любое время суток.
— А если ее все же нет?
— Так не бывает. Если заведующий видит, что каких-то деталей осталось мало, он заказывает их снабженцам, а те обязаны сразу же привезти.
— Откуда?
— Это их дело.
Замыкая круг, обходим гараж и возвращаемся к общежитию. За общежитием — стоянка личных автомобилей.
— После работы сел и уехал? — предполагаю я.
— Нет, — отвечает Коваль. — Без спросу никто отлучиться не может.
— А со спросом?
— Часа на два…
— А если задержался? Штраф? Снимут трудодни?
— Возможно.
— Говорят, у вас дисциплина держится на штрафах.
— Дисциплину мы соблюдаем. Чтобы я сказал, а кто-то ослушался? Такого не может быть. У нас не принято возражать, спорить, доказывать свое, тем более возмущаться. Сказано — делай. Что касается штрафов… За пять лет я не снял ни одного трудодня.
— А что, если кто-то увольняется до конца сезона?
— Он много теряет. Его рассчитывают по тарифу, то есть по десять рублей в сутки. Если, допустим, у него сто трудодней, то получит тысячу рублей вместо трех тысяч.
В клетчатой ковбойке, в джинсах, невысокий, но плотный, шевелюра с густой проседью. Виктор Васильевич несуетлив и невозмутим. Старатель он опытный, в любой ситуации разбирается, можно сказать, с закрытыми глазами. Но, узнав, что напряжение все еще не подано, и он заволновался: два часа гидравлики стоят. «Надо было самому съездить», — сказал он. И минут через двадцать не выдержал: сел за руль машины, я — рядом. По пыльной, тряской дороге мы проехали километров семь, пока не заметили монтера на столбе. Внизу, задрав голову, стоял электрик. Оказывается, молнией раскололо два столба. И дождя-то не было, а линия выведена из строя. Только через час был включен рубильник и возобновилась работа на гидравликах.
Перед ужином сижу в кабинете Коваля, привожу в порядок записи в блокноте. Виктор Васильевич накануне упомянул о пачке писем на окне. Поискал, действительно, есть письма. «Прошу принять». «Хотел бы у вас работать». «Прошу дать вызов». Пишут из Прибалтики, Донбасса, Молдавии, Узбекистана, из Ленинграда, Москвы…
У артели большой выбор кадров. Но не сказать, что у нее полный комплект. Толковые специалисты, организаторы ей нужны. И она их ищет.
А вот на столе листок в клетку. Докладная Ковалю. Механик Гудков просит уволить машиниста Иванова, «так как он не умеет работать».
Кажется, участь машиниста Иванова решена. Уж слишком серьезный аргумент: не умеет работать.
Такие, как он, артели не нужны. С ними она расстается без раздумий и без сожаления.
ЛитВек: бестселлеры недели
