волейболом, бескорыстный труд в колхозах и работа в пионерских лагерях, концерты агитбригад и участие в легкоатлетических эстафетах — все жили с такой жадностью, будто каждый день мог стать последним. Все это выплескивалось на улицы, заражая людей. На праздничные демонстрации с удовольствием ходили все. Когда же по Главной Улице шла эстафета или пионерский парад, город выстраивался живым коридором. Людям просто доставляло удовольствие быть вместе, радоваться общей радости, любоваться юностью.

Так это было. Конечно, было и другое. Но сильные духом, закаленные войной люди переносили это, другое, сдержанно, мужественно, без истерик и душевного стриптиза. Все надеялись: если уж войну перенесли, переживем и «это».

Когда вспоминаешь студенческие годы, перед глазами проходит целая вереница прекрасных людей, с которыми делил радость и огорчения, труд и общение, утопические мечты и нехитрый студенческий быт. Геннадий Андреевич Турбин — наш декан, наивный, чистый, как ребенок, на всю жизнь влюбленный в старославянский язык и диалектологию. Виктор Евгеньевич Гусев — обаятельнейший эрудит, увлекший нас всех собиранием южноуральского фольклора. Я до сих пор храню его лекции по истории русской критики и считаю их образцом лекционного искусства. Лев Ефимович Эпштейн читал нам политэкономию социализма. Блестящий ум, тонкая ирония и тогда восхищали студентов, но лишь много лет спустя мы смогли по достоинству оценить всю сложность и мудрость его личной позиции в условиях тоталитарного научного режима.

Мои студенческие друзья были столь многочисленны, что, казалось, составляли весь институт: Лева Комяков, Женя Тяжельников, Костя Варламов, Люда Чекутова, Рита Кудрина, Гера Эвнин, Ира Оссовская, Ефим Туник, Толя Зенин…

Окончив институт, я вновь переместился в тракторозаводскую часть Главной Улицы, стал учителем школы № 48.

Школа, где прошли десять ученических лет, где еще трудились мои любимые учителя, где я помнил каждую ступеньку; «красный» диплом и на «отлично» проведенная педпрактика; немалый опыт работы с людьми — все вселяло уверенность, обнадеживало. Я потерял бдительность, переоценил себя — и расплата не заставила себя ждать. Начал я с полного провала. Не буду об этом рассказывать, ибо уже написал об этом в книге «Без звонка на перемену». Скажу о другом. Мою учительскую судьбу решили мои прежние учителя: они поддержали, не дали разочароваться в профессии, научили первым педагогическим премудростям.

Михаил Алексеевич Сущинский — завуч и учитель немецкого языка, читавший на своих уроках историю мировой культуры. Он знал все школьные предметы, поражал нас своей высочайшей образованностью. От него пришло убеждение: настоящий учитель должен знать гораздо больше своего предмета.

Ольга Антоновна Шепиорко — историк. Она владела магической способностью создавать на уроке эффект присутствия. Когда она рассказывала о двенадцати подвигах Геракла, у детей создавалось впечатление, что она все это видела сама.

Андрей Васильевич Соков (Андрюша) умел непостижимым образом мгновенно овладеть вниманием сотен ребят и повести их за собой.

Валентина Григорьевна Григорьева — математик высшего уровня, человек потрясающей самоорганизации, обязательности и точности.

Только однажды я расставался с Главной Улицей, когда был направлен в школу-новостройку № 109 завучем. Об этом пятилетии моей челябинской жизни тоже можно много порассказать, но не буду отклоняться от главной магистрали.

В 1962 году я был назначен директором школы № 1 имени Энгельса. Эта старая школа стоит практически на перекрестке улицы Красной и проспекта Ленина. Работа в «первой Энгельса» имела для меня огромное значение: в этот период окончательно оформились мои педагогические позиции, здесь определились основные черты той воспитательной системы, которая станет предметом научного исследования, я обогатился новым опытом и новыми друзьями-единомышленниками. Страдая от невозможности назвать всех, упомяну хотя бы некоторых: Виталия Вячеславовна Гомульчик, Ираида Андреевна Кряжева, Инесса Васильевна Суханова, Ирина Ивановна Голованова, Варвара Митрофановна Пименова, супруги Уманские, Надежда Игнатьевна Богданова, Вера Ивановна Байрамова, Стелла Давыдовна Персон. Именно в этой школе у меня появились ученики, которых я имел честь и удовольствие назвать своими друзьями: Саша Мещерский, Люся Делекторская, Ира Самородова, Володя Шишкалов, Лена Куклина, Люда Марковская, Таня Боровинская, Наташа Матвеева, Оля Злотник, братья Леня и Миша Поляки…

Это было время «оттепели», и жили мы соответственно. Я уже вошел в тот зрелый возраст, когда человек не только способен отвечать за свои дела и поступки, но и возвращать долги. Главный из них — долг чести и памяти. Когда я думал об этом, передо мной вновь возникал образ солдата в кровавых бинтах, так поразивший меня в детстве. В истории же нашей первой школы таких солдат оказалось более восьмидесяти. Как принято говорить, над ними уже не властно время. Они погибали в горящих танках, бросали свои самолеты на таран, подрывали себя гранатами, чтоб не оказаться в плену. Вражеские пули обрывали их жизни, когда они в стремительном броске увлекали в атаку товарищей. Сегодня у школьного порога стоит гранитный солдат, а вдоль здания — скорбные плиты с именами всех погибших и следы громадных солдатских сапог.

Этот мемориал создали мы — учителя, ученики, родители и замечательный скульптор Виктор Бокарев. Я горд, что в этом благородном деле есть доля моего труда.

Челябинский поэт Ефим Григорьевич Ховив (отец нашей ученицы) создал очень дорогой для нас поэтический текст, а Маргарита Васильевна Илларионова (наша учительница музыки) сочинила музыку. Так родилась песня, которая исполняется в самые торжественные минуты: