АЛЕКСАНДРА СВИДА ЗА ЗАКРЫТЫМИ СТАВНЯМИ Роман

Русский оккультный роман Том I

© Salamandra P. V.V., подг. текста, оформление, 2016

Григорию Дмитриевичу Гребенщикову, талантливому автору романа «Братья Чураевы», настоящий свой первый, скромный литературный труд посвящаю.

ПРОЛОГ Трагедия на Гренельской улице

Стоял август месяц, жаркий и прекрасный после многих дней холода, дождя и непогоды.

Пользуясь последними днями лета, праздный народ переполнил скверы и бульвары. Всюду пестрели элегантные наряды дам, скромные уборы гувернанток и бонн, яркие и красивые костюмчики детей и, среди них, темные пятна щегольски одетых мужчин.

По одной из боковых аллей медленным шагом прогуливался молодой человек с худым изможденным лицом, на котором резко выделялись выразительные темные глаза, глядевшие на все окружающее пристальным и внимательным взглядом.

Одет он был в недорогой, но изящный костюм и ботинки модного фасона. Белье безукоризненной чистоты, гал- стух последней моды и завязан весьма старательно и красиво. Однако, при более внимательном взгляде, при виде той осторожности, с которой он садился, следя, как бы не измять костюм, было видно, что материальные условия молодого человека оставляют желать много лучшего.

Погуляв, он сел на скамью и грустным взглядом окинул окружающий его парк.

После некоторого раздумья, он вынул бумажник и сосчитал деньги.

— Не блестяще, — проговорил он про себя, — хорошо еще, что у меня оплачена квартира. При скромной жизни, — хватит еще месяца на два, а потом…

Лицо молодого человека нахмурилось, очевидно, это «потом» представлялось в весьма мрачном свете. Впрочем, озабоченность его скоро прошла, морщинки на лбу исчезли, губы сложились в улыбку, а рука нащупала в кармане револьвер.

Но почти в тот же миг у него перед глазами проплыла картина комнаты с затянутыми зеркалами, с гробом посредине, на кружевной подушке которого покоилась голова старушки с величаво строгим лицом.

Больно сжалось сердце молодого человека, а мозг его прорезала мысль: спи спокойно, мама… данную тебе клятву я помню и сдержу…

Да мне не привыкать стать, и не в таких бывал переделках, — и выпутывался.

— Ничего!.. — громко произнес он. — А теперь почитаем, что пишут в газетах.

— Надоела эта политика в России… все равно не вернуться туда скоро. А хорошо бы домой!.. Вот, например, здесь… — погрузился он в мыслях, — бесспорно, здесь прекрасно… цивилизация, удобства, отношение, какого я не встречал у себя дома, — французы удивительно расположены к русским, — а все же это не Москва!.. Нет, — что бы там ни говорили скептики против чувства патриотизма, — а все же оно глубоко заложено в душе каждого человека, и великая истина заключается в словах поэта: «И дым отечества мне сладок и приятен».

— Ну, впрочем довольно философствовать, — посмотрим, что делается на белом свете.

Столбец за столбцом рассеянно проглядывал он газету, не проявляя особого интереса, и готов был уже свернуть ее, — когда взгляд его упал на следующий заголовок: «Трагедия в Гренельской улице, — загадочное преступление».

— А, это уже по нашей части! Ну–ну, — посмотрим. — И молодой человек начал читать, сначала рассеянно, — потом внимательнее, — и, наконец, совершенно ушел в чтение, не обращая уже внимания ни на что окружающее.

Прочел он раз, другой и, наконец, в третий — прочел уже вслух, точно стараясь глубже вникнуть в смысл написанного.

«Вчера ночью, — читал он, — Гренельская улица, этот тихий, аристократический квартал, стал театром страшного и загадочного преступления. — В доме под № 86, представляющем из себя роскошный двухэтажный особняк, проживал барон Карл Начесси, человек богатый и любивший широкую жизнь. Он был хорошо известен всему Парижу как спортсмен и человек общества. Его добрый, отзывчивый характер создал ему много друзей во всех слоях общества. Его широкая благотворительность была также всем известна; одному только русскому эмигрантскому обществу он пожертвовал около трех тысяч фунтов стерлингов. И этот–то, всеми любимый и уважаемый человек, был найден мертвым в своем кабинете. При каких обстоятельствах совершено преступление — неизвестно. Барон Начесси возвратился из клуба около 11-ти часов вечера и сразу прошел в свой кабинет, — приказав слуге подать кофе и ложиться спать. Слуга буквально исполнил приказание, зная, что в таких случаях барон всегда, до глубокой ночи, занят срочной работой. Наутро он, войдя в кабинет, нашел барона мертвым. Слуга поднял тревогу, тотчас были вызваны полицейские власти и судебный следователь, энергично принявшийся за расследование. Судебно–медицинская экспертиза установила, что преступление было совершено около 3 часов ночи и что барон был умерщвлен уколом булавки от галстуха в сонную артерию. Орудие убийства было найдено в комнате, очевидно, забытое или потерянное преступником. При освидетельствовании тела врачом обратило внимание следующее, весьма странное, обстоятельство: края раны носили такие признаки, точно кто- нибудь высасывал из нее кровь. Что означает это явление, а равным образом, как проник преступник в кабинет барона, — установить не удалось. Прислуга находится вне подозрения. — Вообще все дело представляется крайне загадочным».

Окончив чтение, молодой человек провел рукой по лбу.

— О, Боже! Неужели опять? Нет — не может быть. Однако… — и он снова схватил газету. Рука его заметно дрожала. — «Точно кто–то высасывал кровь» — повторил он слова газетного сообщения.

— Молчать не буду, — не могу! Все, что хотелось уже похоронить в душе, должно опять выйти на свет. Это мой долг…

Волнение улеглось, — он встал и твердым шагом направился к выходу.

— В префектуру полиции!.. — приказал он, садясь в один из «такси», стоявших при выходе из парка.

Через десять минут он уже был в префектуре и передавал жандарму свою визитную карточку, на которой стояло: «Владимир Зенин. Бывший помощник начальника Уголовного розыска в Москве». С приписанными внизу словами: «По делу об убийстве в Гренельской улице. Весьма срочно».

* *

Все веселилось в этот прекрасный августовский день. Весело было и в большом кабинете начальника префектуры. Через открытые окна вливались шум и оживление города. Лучи солнца играли и переливались в хрустале чернильницы и граненого стакана с недопитым бургундским.

Один только начальник