день, с моря накатывались гигантские волны высотой в десятки метров и устремлялись к берегу. Пока волны вздымали песок, они должны были прятаться в ракете. Однажды, когда зеленая вода нахлынула и корабль задрожал, в кабине их оказалось только двое. Третий не успел. Зеленая волна кипела в иллюминаторах, потом отхлынула. Бесконечно долго извиваясь, стекали по стеклам капли воды.

— Я не помню, было ли это красиво, — сухо ответил он.

Начальник и молодой капитан внимательно смотрели на него. Жалели ли они его? Он хотел бы очутиться сейчас у контрольного зеркала.

Вошел третий человек, что-то принес и вышел.

— Вы не сможете скоро вернуться на Землю, — тихо сказал начальник межпланетной станции.

Капитан межзвездного корабля, побывавший на его звезде, тоже вышел.

Он стоял закрыв глаза и призывал все свое мужество. Много раз он чувствовал себя выжатым как губка, но сейчас ему казалось, что больше он не выдержит. Он, быть может, уже глубокий старик, стоял закрыв глаза, не стыдясь начальника межпланетной станции.

— Я болен? Где же заразился? На далекой планете? Чем?

— Посмотрите, — сказал тот.

Он открыл глаза и увидел снимок — многоцветный, с неясными фигурами, запятыми, точками, змеями, словно странное звездное небо или перерезанный посредине странный камень с плававшими и замерзшими внутри существами.

— Это ваша кровь.

Он взял в руки снимок. Он ничего не понимал в знаках, изображенных запятыми, точками, змеями.

— Это с планеты?

— Вы больны теми болезнями, которые сто лет назад существовали на Земле. Целый ряд поколений лечился от них. Теперь лечиться должны вы.

Он смотрел на снимок.

— Я не могу убежать от своей крови, — сказал он.

Эти точки и запятые могут быть вирусами рака и чумы, знаками алчности, эгоизма, ненависти. Все равно. Он родился в то время, когда такие вирусы плавали в воздухе и в крови людей. А теперь его изолируют, и это совершенно справедливо.

Он что-то спутал? Он жил по законам своего времени, в той части Земли, где родился. Должен ли он был понять еще тогда, что правы другие?

Когда его пустят на Землю? И он снова увидел пляжи — не пляжи далекой планеты, а пляжи в Акапулько с обнаженными людьми.

— У вас есть какое-нибудь сердечное лекарство? — спросил он.

У него в руках был лист бумаги с несколькими именами. Около каждого стоял крестик. Когда-то перед именами мертвых также ставили кресты — знаки надежды на то, что существует что-то по ту сторону креста. Сейчас такими знаками только зачеркивали.

Целых тридцать лет он думал об этих людях. Потом наступила минута, когда стало неизвестно, думать ли о них как о живых или как о мертвых. Он продолжал думать о них как о живых. Но чувствовал страшную неуверенность.

Теперь уже он не мог думать о них как о живых.

Раньше, живя на Земле, он разделял страны и города на светлые и темные. Там, где не было близкого человека, город утопал в темноте, хотя в нем и жили миллионы людей. Но лица их всех представлялись темными. А близкий ему человек словно держал в руке свечу, освещавшую его лицо. И по городу бродил светлячок.

Сейчас вся Земля, к которой он стремился, тонула во тьме.

Он сидел на кровати понурившись, положив локти на колени, и всем своим существом чувствовал, как ему казалось, притяжение Земли. Но это было искусственное притяжение: не Земли, а межпланетной станции, и все-таки это было притяжение. Долгие годы мечтал он о нем. А сейчас оно его угнетало. Находясь в состоянии невесомости и плавая по кабине, он всегда испытывал непреодолимое стремление дотронуться до чего-либо. Такое стремление он испытывал и сейчас, хотя ступни его опирались о пол, бедра — о кровать, локти — о колени.

Он сидел, забывая основной закон астронавтов — не расслабляться. Когда-то монахи гнали от себя дьяволов, а астронавты должны были гнать любую мысль о слабости, неверии, поражении. Он забывал контрольное зеркало, заклинания, которые вызывали на его лице прежнее выражение: «Я силен, бодр, я буду победителем!» Ни сильным, ни бодрым он себя не чувствовал и знал, что потерпел поражение.

Он переводил взгляд с одного предмета на другой. Вещи, которые говорят о новом мире. Удивительно красивые, удобные, в каждой воплощено много мыслей и чувств. Но он знал, что они созданы на заводе, а ему хотелось дотронуться до земли, листьев, корней.

У него не было сил даже говорить с собой, как это он делал долгие годы после смерти своего второго друга. Только сидел и держал лист бумаги с именами мертвых, количеством лет, в которые он не жил.

Над дверью что-то зажглось, послышался женский голос. Кто-то хотел войти.

Вошла женщина. Впервые после своего возвращения он видел женщину.

Он поднялся. Мир, который создавал таких женщин, наверно, был чудесным и добрым миром.

Она приблизилась, протянула ему руку. И стала еще больше походить на мечту, потому что он не мог к ней прикоснуться.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Я имею право дотрагиваться до вас. Я врач.

Она имела право дотрагиваться до него. Она стояла на расстоянии шага. И он заглянул в ее глаза. Впервые он смотрелся не в контрольное зеркало. Чужие глаза не отражали его облик таким, каким он видел его сам, в них был другой образ.

Перед ней был не усталый, побежденный звездный путник, то был человек, который тридцать лет всегда брился в тот час, когда на Земле восходит солнце. Товарищ двоих умерших, плакавший дважды за тридцать лет.

Лицо, которое она видела, было лицом одного из тех людей, фотографии которых висят в комнатах молодежи.

И она показала ему снимки. В руках она держала что-то похожее на прежние газеты, и с каждой страницы на него смотрело его лицо.

— Земля поздравляет вас, — говорила она, — миллиарды людей хотят вас видеть. Ученые думают о том, как безопаснее вам с ними встретиться.

Он протянул руки. Она подала ему его фотографии, но он схватил ее за руку. Он не знал, уже тогда ли он стоял с закрытыми глазами или закрыл их после того, как прижал ее руку ко лбу. Это было прекраснее всего, о чем он мечтал, и Земля превратилась для него из темной планеты в звезду.

— Кто-нибудь возвращался, кроме меня? — спросил он.

— Очень редко. Ученые установили, что в старых, фотонных, отражателях происходили ядерные процессы, которые в один миг превращали корабли в маленькие звезды.

— Значит, мне повезло, и я вернулся.

— Самый мой близкий друг улетел на звездном корабле с магнитным отражателем.

— Вы вернетесь на Землю?

— Вернусь через несколько лет. Там у меня дети.

Неужели и у него могут быть дети, после того как он тридцать лет провел у реактора, пережил радиобури и