юбки. Мужчины не отрывали от нее глаз. Анна откинула голову и засмеялась. Шпильки выпали из волос, и ветер растрепал ее густые рыжевато-каштановые кудри. Музыка унесла прочь неприятности ее двадцати четырех лет жизни, и на какой-то миг исчезли мысли о вероломном муже и загубленных мечтах.

Анна вспомнила мать и отца, самую красивую пару в деревне, танцевавших лучше всех на празднике… Потом она подумала о новом доме, об Америке, где все всегда сыты и где нет господ. В Америке женщина может прокормить себя, не нуждаясь в муже…

Да, этот танец был восхитительным. Анна изгибалась и кружилась в вихре танца до тех пор, пока силы не оставили ее. Она сделала реверанс скрипачу и стала пробираться через толпу улыбающихся эмигрантов.

— Давай еще разок, дорогая! Честное слово, у тебя фигурка что надо!

Худой ярко-рыжий парнишка в изношенной шапке схватил ее за руку.

— Я просто влюбился в тебя! Выходи за меня! Анна добродушно оттолкнула его:

— Опомнись! Видно, Господь Бог забыл в твою голову мозги положить!

Она резко вырвала руку и пошла дальше по палубе, мимо ящиков и клеток, мимо больших кадок для картошки, мимо детей, которые носились и пронзительно кричали. Какой-то человек, насвистывая на жестяной дудочке, подмигнул ей. Напевая про себя, Анна прокладывала себе дорогу, обходя белье, разложенное для просушки на досках, и нагибаясь под юбками и одеждой, развешанными в стороне от главного прохода. Кучка детей столпилась около курятника, дразня в клетках кур, предназначенных для пассажиров первого класса. Повар выбежал из камбуза, размахивая ложкой.

— А ну, — закричал он на детей, — или я в котел покидаю вас!

Дети разбежались, и Анна засмеялась.

Она повернулась, чтобы идти дальше, но уткнулась в фигуру, которая обдала ее перегаром и запахом немытого тела.

— Куда торопишься, ирландочка? — хрипло спросил моряк с худым лицом без подбородка. Из-под морской фуражки выбивались соломенно-желтые волосы.

Анна отступила, чувствуя, как у нее запылали щеки.

— Мне не о чем с вами разговаривать!

С самого начала плавания она игнорировала похотливые взгляды моряка и его непристойное бормотание, когда она проходила мимо него. Вот и сейчас она гордо вскинула голову и попыталась его обойти. Но мужчина загородил проход. Анна повернула голову и с ужасом увидела еще троих человек. Они обступили ее, нагло улыбаясь.

— Дайте мне пройти! — воскликнула бедная девушка.

— Сейчас! — медленно протянул моряк. — Но не строй из себя недотрогу.

Длинным грязным пальцем он поскреб свою шею, заросшую редкой щетиной.

— Думаю, тебе нужна какая-никакая компания, пока мы не придем в Нью-Йорк. Я к твоим услугам. Мое имя — Том Спикер. — Он дотронулся до своей грязной фуражки. — А вот те — Фэлоуз и Кокберн.

Моряк толкнул локтем своего горбоносого приятеля:

— И Проныра Джибс. Мужчины расшаркались.

Анна мельком увидела их похотливые усмешки и попыталась взять себя в руки.

— Мне не нужна компания, — сказала она резко, — так что дайте мне пройти.

Но мужчины и не думали ее пропускать.

— Ладно, дадим тебе пройти, — сказал, наконец, Спинер после долгого молчания. Замызганным красным рукавом он стер каплю с кончика носа.

— Нам только хотелось с тобой познакомиться, Анна, — добавил он многозначительно и неожиданно провел рукой по низу живота девушки.

Анна резко отпрыгнула, да только наткнулась на второго мужчину, который больно пнул ее под зад. Взвизгнув, она замахнулась, но матросы, громко смеясь, отошли, а Анна осталась стоять, стиснув кулаки и задыхаясь от ярости.

— А она горячая, прямо огонь, — хихикнул Спинер.

— Тебе его и гасить, Томи, — заметил Джибс с крючковатым носом.

В голове Анны проносились проклятия.

— Только дотроньтесь еще раз, — предупредила она, — попробуете свою кровь на вкус!

Резко повернувшись, она нырнула в толпу.

Когда Анна подошла к полуосвещенному месту за коровьим сараем и села на свернутый канат, она дрожала всем телом от ярости и угрызений совести. То, что сейчас произошло, не связано ли с ее танцем — размышляла она. Ни на мгновение нельзя забывать, что она одинокая женщина…' Это очень хороший повод для неприятностей… С этой минуты никаких шалостей, никакого глупого веселья, которое может подвергнуть опасности ее будущее.

Анна растерла шею, пытаясь снять напряжение. Она забросила назад волосы, закрепив кудри шпильками, и осмотрелась. Уже в первый день морского путешествия она присмотрела это укромное местечко. Тут пахло, как на скотном дворе, а пропитанные дегтем канаты пачкали одежду, но здесь она чувствовала себя в полной безопасности. В этом уголке она могла спокойно работать, вдали от шума и назойливости пассажиров четвертого класса.

Опустив руку в небольшое отверстие в перегородке, Анна вынула узелок из белой ткани. Она положила сверток на колени, вытерла руки об юбку и развернула его. В нем были стальной крючок, клубок белых хлопчатобумажных ниток и полдюжины образцов белого кроше¹. Оконченную работу Анна разложила на коленях, проверяя ажурные кольца, цветы и безупречно исполненные мелкие листочки. Но узлы и стежки были одинаково частыми и совершенными.

Анна воткнула крючок и стала плести и обвязывать свою работу, тихонько напевая песенку. Она выполняла рисунок из роз, уплотняя основу шнурком, чтобы закрепить изгиб розового соцветия. Увлекшись работой, Анна вскоре забыла о встрече со Спинером и его дружками. Она представляла себя в Нью-Йорке, в своей собственной мастерской, где делают кружева для изысканных городских леди.

Ее мысли прервал робкий голосок.

— Вы не хотели бы выпить воды?..

Анна подняла глаза. Перед ней стоял темноволосый мальчик, в руках которого был ковш с водой. Его заостренное личико было маленьким и бледным, а в глазах сияло обожание.

Он смущенно улыбнулся и протянул ей ковш.

Анна не могла удержаться от ответной улыбки:

— А почему ты мне это предложил? Щеки у мальчика зарделись.

— Я подумал, что после такого танца вам захочется пить.

— Благодарю, — сказала Анна, принимая ковш. — Да, конечно, у меня пересохло во рту.

«Спасибо, — подумала она. — Этот галантный мальчонка приятное исключение из обычной массы мужиков». Анна осмотрела его с ног до головы. Одетый в большую куртку, мальчик выглядел тоненьким, как тростинка. Ее братишка Син, умерший двенадцать лет назад, был примерно такого же роста и похож на этого мальчика цветом волос и глаз. Возможно, и ему было не больше десяти лет.

Анна поднесла к губам ковш и сделала глоток. Вода уже была не такая свежая, как в первые дни плавания. Теперь она стала теплой и солоноватой. Ее можно было пить, только добавляя перечную мяту или