живая дичь, которая вкуснее. И потом - какая это еда, какое пиршество, если ему не предшествовала охота: напряжённое выслеживание, скрадывание или подкарауливание жертвы и - успех, добытый завершающим охоту мощным прыжком. И всё-таки она прятала остатки, подчиняясь вековечному инстинкту запасливости. Этот инстинкт присущ, пожалуй, всему живому на земле. Разве только рысь заботится о запасе на чёрный день?..

  2. ГОЛОС ВОРОНА КАРЛА

  Этой ночью Риса поздно вышла из логова. После заката, с сумерками, почему-то не пришло к ней обычное чувство весёлой насторожённости, сразу прогонявшее сон. На этот раз вялость и дремота не хотели отпускать Рису. То ли она перенервничала прошедшей ночью и после долгожданной удачи наступившее наконец расслабление оказалось слишком глубоким, то ли просто занемогла.

  Так или иначе, но, когда она, выйдя из пещеры, ступила на холодный уступ скалы, уже высоко и ярко мигали крупные звёзды и тянули свою голодную песню старые её знакомые - волки.

  Она долго и осторожно шла по лесу, как обычно - с короткими остановками. Слушала темноту, стараясь различить за волчьим воем что-то другое, более приятное её слуху, ей назначенное.

  Она не только охотилась. Нет, не только ради добычи выходила она во мглу. Её влекла ночь, ночные звуки и запахи. Особенно новые, незнакомые ей. Риса была ещё молода. И её интересовало всё, что она видела, слышала, чувствовала. А каждая встреча для неё была событием. Она даже радовалась приходу волков: её обдавала сильная волна радостного возбуждения, смешанного с обострённым чувством опасности. В эти минуты она и видела дальше, и слышала лучше.

  Риса постояла. Взбежала на дерево - послушать ночной лес с высоты. Улеглась на удобный толстый сук и долго смотрела перед собой в чёрную тьму леса.

  И вдруг она вздрогнула. Совсем рядом, на дереве, жёстко уставясь на неё, голодным огнём светились два пронзительных глаза... До сих пор она всегда и всех замечала первой. Теперь застали врасплох её - и она растерялась.

  Вообще-то она знала, что здесь, наверху, не может быть никого, кто опасен ей. И тем не менее даже испугалась от неожиданности. Первое желание было - метнуться во тьму. Но привычка выжидания, при неподвижном противнике, победила: рысь не шелохнулась. Она пыталась разглядеть владельца этих глаз, но глаза словно гипнотизировали, не давали сосредоточиться, всмотреться во тьму.

  И вдруг гулко и резко, словно чёрный выплеск ночи, раскатился крик филина. Глаза погасли, и Риса ясно увидела, как большая птица взмахнула крыльями, покидая её общество. То ли филин не сразу заметил, что перед ним рысь, то ли только сейчас сообразил, что такое соседство может ему стоить жизни, - он улетел.

  Растерянность Рисы быстро сменилась сожалением при виде улетающей птицы. Она осталась лежать на суку, словно раздумывая о неожиданностях ночи и о прелести этих неожиданностей. Ибо мир прекрасен своими шорохами, звуками, запахами, подчас незнакомыми... Раскатится неожиданный трубный олений зов, взметнётся крик сороки, и затрепещут на ветру тонкие ветви берёз, чуткие, голые и звонкие. И нет ничего лучше ночи - лунной или метельной, ветреной или морозной и звёздной, когда слышно далеко-далеко и видно как днём...

  Иногда к Рисе приходили воспоминания, чаще когда лежала она в пещере и дремала. И в памяти неожиданно ярко вставали дни детства.

  Тогда всё было наоборот. Днём она ела и играла. Ночью спала. Её приучили спать ночью. Она была тогда маленькой рысью. И жила у людей. Она ещё не забыла их запах. У них, как у зверей, запах тоже был неодинаковый, у каждого свой. И Риса его помнила. Однако уже не так отчетливо, как, например, год назад. Зато перед её жёлтыми глазами всё так же ярко пылал день её ухода от людей.

  Именно пылал. Потому что это был день пожара.

  Риса жила в доме лесника. Как-то, в начале лета, он принёс маленького рысёнка своей дочери, которая тогда училась в седьмом классе. На зиму она уезжала в город, а всё лето проводила у отца, в этом доме на опушке леса.

  Девочка была рада новому другу. Часами играла с маленькой рысью, кормила молоком, ласкала. Лесной котёнок рос не по дням, а по часам. Однажды, разозлённый, он злобно заурчал на высокой ноте, перейдя в конце в шипенье: "Р-р-ри-с-с-са..." Тогда девочка и назвала рысёнка Рисой. И Риса откликалась на это имя.

  В доме лесника рысь прожила год. Она боялась собак хозяина - трёх крупных лаек, которые всегда злобно косились на неё и были не прочь - она это понимала - вонзить в неё свои зубы. Собаки так и остались в её памяти страшными, большими, непримиримыми. Она пряталась от них на шкафу. Потом, уже взрослой, живя в лесу, она видела собак, но решила, что это совсем другие, намного меньше тех собак её детства, которые казались ей огромными.

  В детстве - своё представление о предметах и живых существах, а потом всё изменяется до неузнаваемости... И всё-таки детство было для Рисы приятным давним полусном. И только страшным огненным кошмаром пылал в памяти тот последний день, день пожара.

  Она была в доме одна. Девочка с матерью куда-то уехали. Хозяин ушёл с собаками в лес. Риса оставалась в запертом лесном домике. Неизвестно, отчего дом загорелся. Может быть, хозяин, уходя, бросил спичку. Или кто-то поджёг снаружи... Вскоре после ухода хозяина Риса почувствовала тревожный запах. Он раздражал ноздри, заставлял кашлять. Её потянуло во двор, в лес, на воздух. С каждой минутой становилось всё труднее дышать.

  Она выскочила в сени и, впиваясь когтями в брёвна стены, быстро влезла по ней на чердак. Через слуховое окно выбралась на крышу. Шарахнулась в сторону от языков пламени, спрыгнула на высокую поленницу, стоящую впритык к стене избы, и затем покатилась по траве, кашляя от дыма. Дом уже пылал. И она бросилась в лес, словно боялась, что её могут снова впихнуть в дымный, пышущий жаром огромный деревянный дом, из которого уже рвалось косматое пламя...

  Она успокоилась далеко в лесу, среди сумрачной тишины. Замерла, вслушиваясь. Постояла. И осторожно пошла между деревьями, внимая каждому шороху, скрипу или движению.

  Запах гари, дыма, который её преследовал, напоминал о страшном пламени, из которого она едва вырвалась. И она шла, гонимая страхом перед огнём. Великим страхом, присущим всему живому, трепетом перед всесильным огнём, которым владеет только человек и который даже человеку не всегда подвластен. Рисе казалось, что остановиться нельзя, что огонь может опять появиться, догнать её. Она всё время чувствовала запах гари, потому что опалила усы и шерсть на морде.

  Весь день и часть ночи уходила она от этого страшного места. Потом отлёживалась в