— Зискин и… и Сократ? — в изумлении подумал Мерилл.

К вновь прибывшим вперевалку подошел толстяк с круглым добродушным лицом, одетый как житель древнего Вавилона. В руках у него были полные чаши вина, и Мерилл понял, что это — хозяин гостиницы.

— Добро пожаловать, друг Гвинард! — прогудел он. — Здравствуй и ты, Эхнатон, только смотри, больше не заводи богословских споров.

И тут он заметил стоящего чуть позади Мерилла. Улыбка сбежала с его лица.

— А это кто такой?!

Слова эти прогремели на всю залу — спорщики разом умолкли, все взгляды обратились к вошедшим.

Высокий лысый римлянин с мрачным взором отставил кубок, подошел и остановился перед Мериллом.

— Как ты сюда попал? — резко спросил он. — Есть у тебя Знак?

— Подожди, Цезарь, — мягко, но настойчиво сказал Гвинард. — Знака у него нет. Но попал он сюда не по своей вине.

Цезарь? Юлий Цезарь? Не в силах вымолвить ни слова, Мерилл смотрел на римлянина.

Вмешался еще один из застольцев — спокойный, серьезный, в костюме времен королевы Елизаветы:

— Ты меня помнишь, Гвинард? Я Фрэнсис Бэкон. Позволь узнать, где вы с Эхнатоном нашли этого человека?

Правитель Египта отстраняюще поднял руку:

— Я его не знаю, мы только что встретились.

— Его зовут Мерилл, он пришел со мной, — заторопился Карлос Гвинард. Голос его зазвенел от волнения. — Это моя вина. По оплошности я не заперся, в последнюю минуту он вошел ко мне, и сила Знака перенесла его сюда вместе со мною. Всему виной моя неосторожность. Но я сегодня совсем обезумел от горя. Там, в моем веке, страна моя на краю гибели. Я должен ее спасти. Я пришел к вам просить о помощи!

Красивый юноша в гибком одеянии из металлических нитей посмотрел на него, будто не веря.

— О помощи? Но ты же знаешь, Гвинард, мы не можем помочь тебе сделать что-либо в твоем времени!

— Зискин прав, — кивнул Фрэнсис Бэкон. — Ты и сам это знаешь, Гвинард.

— Но мне необходима помощь! — вне себя крикнул Гвинард. — Среди вас есть люди из грядущего, ваши знания, ваша мудрость могут спасти миллионы моих соотечественников. Выслушайте меня!

Поднялся шум, но его оборвал холодный голос Цезаря:

— Всему свой черед. То, о чем ты просишь, Гвинард, очень серьезно. О человеке, которого ты нечаянно привел с собою, поговорим после. Тогда и решим его судьбу. Садитесь, вы все, и выслушаем, что скажет Гвинард.

Мерилл понял, просьба Гвинарда для всех — точно взрыв бомбы. Вновь усаживаясь по местам, все говорили горячо и взволнованно, один лишь задумчивый человек в плаще с капюшоном не пошевелился и не произнес ни слова.

Эхнатон усадил Мерилла за стол рядом с собою, и Мерилл встретил его дружелюбный взгляд.

— Должно быть, тебе все это странно? — сказал египтянин под общий оживленный говор. — Мне тоже было странно, когда я попал сюда впервые. Я едва осмелился воспользоваться Знаком.

— А кто передал тебе Знак? Как тебе все это открылось?

— Первым нашел путь в этот мир Родемос, атлант, сегодня его здесь нет, — объяснил Эхнатон. — Он передал секрет другим, его доверяют лишь двоим-троим в каждом поколении. Я думаю, ты слышал почти обо всех, кто собрался здесь сегодня. Но, конечно, есть и такие, что пришли из твоего будущего.

И Мерилл услышал, что красавец Зискин — великий ученый из Антарктиды тридцать первого века. Старик китаец с лицом, изрезанным морщинами, — это Лао Цзы из шестого века до Рождества Христова, а его смуглый стройный сосед — голландский философ Спиноза. Рядом с великим буддийским императором Ашокой сидит плотный насмешливый Вениамин Франклин, дальше — Джон Лоринг, прославленный космонавт двадцать пятого века, а напротив них — весельчак Франсуа Рабле.

— Просто не верится, — сказал Мерилл. — Я читал и слышал почти про всех, кто тут есть, — и про Цезаря, и про тебя… Знаю, сколько лет вы жили и как умерли…

— Молчи! — гневно перебил Эхнатон. — Здесь не принято говорить человеку о его будущем, даже если знаешь это из истории. Не так-то приятно услышать, что тебя ждет.

Мерилл снова невольно взглянул в дальний конец стола, туда, где за шумными, взволнованными спорщиками, странно молчаливый и неподвижный, сидел человек в плаще с капюшоном. Какое необыкновенное лицо совсем молодое, без единой морщинки, а темные пристальные глаза смотрят, словно сама старость.

— Кто это? — спросил он египтянина.

Эхнатон пожал плечами.

— Это Su Suum, он никогда не говорит о себе. Мы знаем только, что он из очень далекого будущего, дальше даже, чем век Зискина. Он приходит часто, но всегда только молчит и слушает.

И опять над шумным спором, разгоревшимся из-за просьбы Гвинарда, раздался резкий голос Цезаря:

— Умолкните наконец! Выслушаем, что скажет Гвинард!

Все притихли, выпрямились, все взоры обратились на Гвинарда. Франклин шелковым платком протер очки в стальной оправе, Рабле залпом осушил чашу вина и со вздохом отставил ее.

Мерилл опять и опять обводил всех взглядом — от своего соседа Эхнатона, владыки древнего Египта, и до безмолвного Su Suum’а, пришельца из далекого будущего.

— Так же как и вы, я знаю законы нашего братства, — горячо заговорил Гвинард. — Первый закон: хранить в тайне существование здешнего мира и наши встречи. Второй: передавать Знак, символ нашего содружества, лишь тем, кто чужд своекорыстия. И третий закон: ни один земной век не должен через нас менять что-либо в другом. И все же сегодня я прошу вас сделать исключение и преступить третий закон. Я пришел к вам от имени моих соотечественников, я прошу: помогите нам, спасите народ и страну, которым в двадцатом веке грозит страшное несчастие и гибель!

И он стал рассказывать о своей стране: после всех бедствий войны ей грозят анархия и террор, погибнут миллионы людей. И он бессилен остановить надвигающуюся беду.

Лоринг, космонавт двадцать пятого века, перебил его:

— Но ведь, судя по тому, что я читал из истории вашего века, эти бури в конце концов утихнут.

— Да, утихнут, но прежде миллионы людей будут влачить голодное, тяжкое и безрадостное существование! — возразил Гвинард. — Для того я и прошу вас о помощи, чтобы этому помешать.

— Скажи яснее, — пытливо глядя на него, спросил Сократ. — Какой помощи ты ждешь от нас?

Гвинард посмотрел на Зискина, на Джона Лоринга и Su Suum’а.

— Вы трое принадлежите далекому будущему, в ваше время наука открыла много такого, о чем мы и не подозреваем. Быть может, кто-нибудь из вас подскажет средство успокоить мой народ, внушить ему дух доброй воли и согласия?

Su Suum по-прежнему хранил молчание и невозмутимо слушал. Но юный Зискин медленно произнес:

— Да, у нас в Антарктиде психомеханики давно