сточенным лезвием, но, как видно, он был острый. Таким ножом я мог бы вырезать глазки Пульчинелле!
Мальчишка просунул нож между каблуком и подошвой сапога и старался отодрать каблук, но каблук не поддавался.
– Погоди! – я придержал подошву. – Ну, теперь отдирай!
Он рванул ножик, подошва заскрипела, и каблук отвалился на ступеньку. Из него торчали ржавые гвоздики. Мальчишка радостно подхватил его.
– Зачем тебе это? – удивился я.
– Не скажу! – Он засмеялся и замотал головой.
– Ну, дай мне твой ножик. Не надолго. Я кое-что вырежу.
Он спрятал нож за спину.
– Что вырежешь?
– Пульчинеллу! – сказал я. – Я уже вырезал ему нос. Теперь нужно сделать глазки.
– А ты не врешь? Ну-ка, покажи мне твоего Пульчинелллу!
Мне самому не терпелось похвалиться своей работой. Я сунул руку в свой оттопыренный карман, мальчишка так и впился в меня глазами. Но я не вынул головку – нарочно, чтоб его подразнить.
– А ты скажи, зачем тебе каблук?
– Не скажу!
– А я не покажу тебе Пульчинеллу!
Он покраснел, сморщился и часто-часто замигал,
– Ну, покажи, прошу тебя!
– А ты скажешь про каблук?
– А ты не будешь смеяться? Я покачал головой.
– Тебя как зовут? Джузеппе? А меня Паскуале. Так вот, Пеппо, я приколочу каблук к своему башмаку. У меня будет особенный башмак. Так нужно, потому что… потому что… – он опустил голову, – … у меня плохая нога. А мальчишки на улице надо мной смеются… Когда у меня будет особенный башмак, я убегу отсюда… Понял?
Над нами хлопнуло окно, и Барбара крикнула сверху:
– Паскуале!
Паскуале стал меня тормошить.
– Ну, покажи мне, покажи скорей Пульчинеллу! Пока Барбара не пришла.
Я показал ему головку. Паскуале взглянул на неё и захлебнулся от смеха.
– Ух, какой! И смеется во весь рот!
Я надел головку на указательный палец, а остальные прикрыл тряпочкой. Мой Пульчинелла закивал головкой, замахал ручками. Паскуале взвизгнул, хлопнул себя по коленям и захохотал. Я тоже смеялся, гордясь своей куклой.
– Постой! – сказал Паскуале. – Нужно сделать ему глазки! – Он заковылял к куче мусора.
Тут я увидел, что левая нога у него короче правой – он ступал только на пальцы, а не на пятку. Так вот зачем ему был нужен каблук!
Он порылся в золе и нашёл чёрный уголек. Мы поставили два чёрных пятнышка на месте глаз Пульчинеллы. Мой Пульчинелла сразу поумнел. Казалось, он лукаво смотрит вбок.
– Сделаем ему колпачок! – бормотал в восторге Паскуале. – Смотри! – Он нашёл яичную скорлупу, обломал её по краешку и пришлепнул к головке Пульчинеллы. – Погоди! Погоди! – Чёрное куриное перышко украсило эту белую плоскую шапочку. Пульчинелла был готов – хоть показывай его над ширмами!
Вдруг Паскуале затрясся от смеха.
– Знаешь, что я придумал! – Он схватил меня за руку и потащил к низкому кухонному оконцу. – Мы покажем Пульчинеллу Барбаре. Вот она испугается! Подожди, она сейчас придёт!
Мы присели на корточки за косяком окна. Я протянул руку с Пульчинеллой в окошко. Пульчинелла вертел носом и заглядывал в кухню. Но вот заскрипела лестница, послышались тяжёлые шаги – топ! топ! Барбара вошла в кухню. Она гремела посудой и бормотала что-то себе под нос.
– Двигай, двигай пальцами, Пеппино! Пусть он поклонится ей, ну прошу тебя! – шептал Паскуале, дергая меня за рукав.
Я двигал пальцами. Пульчинелла кланялся и махал ручками, но Барбара, как видно, не глядела в окно и ничего не замечала. Тяжелые шаги направились к двери во двор, – верно, старуха пошла звать Паскуале. Сейчас она выйдет за дверь и увидит нас!
Тут Паскуале пискнул: «Пи-иии!» – пронзительно, звонко, как настоящий Пульчинелла.
Шаги остановились, что-то грохнуло, потом послышался крик, нет – настоящий рев:
– Пресвятые угодники! А-а-а!
Снова что-то грохнуло, хлопнула дверь, шаги затопали вверх по лестнице. Крики Барбары доносились уже издалека, кто-то кричал ей в ответ.
– Она подумала, что это чёрт! Ну, будет теперь перепалка! – шепнул Паскуале. – Я скажу, что это ей привиделось. А ты, Пеппо, уходи! Уходи скорей! Возьми ножик – там, на ступеньке. И приходи ещё. Придёшь? С Пульчинеллой?
Он шмыгнул в кухонную дверь. Я заглянул в оконце. Он поставил на ноги опрокинутый табурет, взял метлу и, ковыляя, стал подметать пол. Но вот за внутренней дверью опять загудели голоса. Видно, Барбара созвала людей на помощь.
Паскуале махнул мне рукой – уходи! Я спрятал Пульчинеллу в карман и пошёл к крылечку. На ступеньке рядом со стоптанным башмаком лежал блестящий ножик. Я взял его.
Я решил, что скоро опять приду сюда – покажу Паскуале готового Пульчинеллу и помогу ему сделать особенный башмак. Уж если я сумел вырезать Пульчинеллу, неужто я не смогу приколотить каблук к подошве?
Никто, кроме Урсулы, не называл меня так ласково – Пеппино.