- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »
половину своей силы.
Удар.
Он смеется.
— Ты думаешь легко быть лучшим бойцом в мире, да?
Удар.
На этот раз я падаю на пол, не в состоянии дышать.
Отец вскакивает со своего кресла.
— Вставай, жалкий маменькин сынок, — остервенело выплевывает он.
Схватив меня за волосы, тянет вверх, пытаясь поднять. Я начинаю плакать еще сильнее. Он наклоняет свое лицо почти впритык к моему, я вижу маленькие поры у него на коже, его яркие глаза светятся безумным светом.
Мама появляется в дверях с побелевшем лицом.
— Достаточно, — умоляет она. — Пожалуйста, Игорь. На сегодня хватит. Он всего лишь ребенок.
Отец пялиться на меня, по моему ошарашенному лицу текут слезы, и сопли, тело все трясется то ли от страха, то ли от боли.
— Ты отвратителен, — говорит он и отпускает мои волосы.
Я падаю обратно на пол, но он не собирается заканчивать.
— Встать, — приказывает он.
— Пожалуйста, Игорь, — умоляет мама дрожащим голосом, в котором сквозит страх.
— Я сказал встать, — кричит отец.
Я упираюсь на руки и колени, и покачиваясь встаю. Голова немного кружится, коленки, как желе, подкашиваются, живот и ребра сильно болят, мне кажется, что я умираю.
— Сейчас же, бл*дь, руки вверх.
Я изо всех сил стараюсь не плакать, но все мое тело горит в агонии, я поднимаю руки вверх.
Отец наносит удар. Я лечу спиной и падаю в кресло, соскальзывая на пол, ударяюсь спиной.
— Встань и борись, — кричит отец.
Хныкая и ссутулившись, я смотрю с недоумением на маму. Она бежит ко мне, но не успевает. Отец схватил ее за волосы и дергает назад. Я вижу, как у нее открывается рот, но ни звука не выходит. Он отбрасывает ее в сторону, и она врезается в стену с ужасным грохотом. Я ошалело смотрю на нее, лежащую у стены, ноги широко разведены в разные стороны, что вижу ее нижнее белье.
Папа шипит на маму, как змея, называя ее плохим словом.
— Держись подальше, ведьма, для своего же блага.
Затем он поворачивается ко мне, и краем глаза я замечаю маму, ползущую ко мне по полу.
— Не трогай его, Игорь, — огрызается она.
Папа замирает с искаженным лицом до ужаса. Он поворачивается, делая к ней шаг, поднимает ее на руки, словно она тряпичная кукла, и кидает на пол. У нее начинает хлестать кровь из носа. Я не могу дышать, я даже не могу произнести ни звука. Я просто задыхаюсь с открытым ртом, как рыба на суши.
— Не вмешивайся, — говорит папа, пиная ногой маму в живот снова и снова. Она сворачивается калачиком и не издает ни звука.
— Мама! — бесконечно кричу я, но никто не обращает на меня никакого внимания.
Я с трудом поднимаюсь на ноги, хотя все тело болит, словно его раздавила огромная скала, и с воплями несусь к маме. — Хватит, папа. Стой. Ты убьешь маму.
Папа хватает меня, как только я пытаюсь дотянуться до него.
— Ты плачешь? — рявкает он, и бабах, ударяет меня по голове. Мое тело поднимается в воздух, и я больше не чувствую боли, всего лишь мрак...
Что ты хочешь малышка, я все достану.
Я поворачиваю ручку и открываю дверь без стука. В комнате горит всего лишь одна лампа, которая отбрасывает длинную тень. Он сидит одетый в кресле у окна, со скрещены ногами, лежащими на низком стеклянном столике перед ним. Наши глаза встречаются. Его светятся в темноте, как у волка. У меня сердце замирает, колени ослабевают. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. — Ты не должен был похищать мою сестру. Это подло, — говорю я, наступает гнетущая тишина. Он не двигается. — Как бы еще я заставил тебя вернуться ко мне? — Это не оправдывает тебя. Моя сестра не имеет никакого отношения к нам, а ты заставил ее страдать. — Если бы все страдания в мире могли бы быть такими же безобидными, — сурово говорит он. — Моя мать сходила с ума от беспокойства. Она пожилая женщина и не заслужила такого обращения. — Да? А я не чувствую себя виноватым от твоих слов. Я вздыхаю. Похоже мы будем препираться еще долго. — Ты мог бы просто пригласить меня куда-нибудь сходить. — Я не хотел приглашать тебя, я хотел украсть и владеть тобой. И делать все, что я захочу. — Почему? Он отклоняет голову на спинку кресла. — Не знаю, почему. Просто знал, что хочу тебя, именно с того момента, когда положил на тебя глаз. — Это не оправдание для того, что ты сделал. — Это для тебя, поскольку именно ты пытаешься найти приемлемое оправдание для меня. Мне не нужно оправдываться. Я не жду ничьего прощения и разрешения, чтобы получить то, что хочу. Я просто беру. Я хотел тебя и получил. Теперь ты моя, пока я не скажу иначе, и пусть небо поможет нам разобраться, что происходит между нами. — Ты говоришь так, будто я твоя собственность. — Так и есть. — Нет. Я человек, — отвечаю я, но в голосе не слышится ни силы, ни осуждения, я чувствую, как тянусь к чему-то грустному и потерянному в нем. Он похож на большое озеро, полное тайн. Под гладкой, спокойной поверхностью, которого скрывается слишком многое в глубокой темноте. Многое напоминает мне трупы, такие же белые, и они пугают меня. Я хочу этого мужчину так сильно, что мне становится даже больно, как только вспоминаю, что не смогу назвать его своим. Я для него — всего лишь еще одно тело, которым он пользуется в течение месяца. Он устало закрывает глаза. — Тебе не понравилась быть моей женщиной, рыбка? Я сжимаю крепко губы. Боже, во мне борется столько противоречивых чувств, и я так запуталась. Ни один мужчина никогда не заставлял меня испытывать такие чувства. — Понравилось, — правдиво отвечаю я, — но мне не понравилось то, что ты похитил мою сестру и из-за этого страдала моя мама. — А где-то в глубине тебя ничего не подсказывало, что это я похитил твою сестру? Холодок пробегает вверх у меня по позвоночнику, я застываю на месте. Сама идея мне кажется такой отвратительной, шокирующей, уродливой, но знакомой до боли. Мы два волка, не в состоянии ничего скрыть друг от друга, от других да, но не от нас самих. Дикость этого поступка скрыта для всех, кроме меня, и я знала об этом. Да, Господи, да, я всегда знала и чувствовала, но настолько глубоко спрятала это, тем самым оправдываясь и делая то, что мне хотелось больше всего: покориться ему. Теперь, когда он приоткрыл эту дверь, я не хочу больше ничего обнаруживать за ней, продвигаясь вперед по своему пути. Но существуют вещи, которые мне просто
Что ты хочешь малышка, я все достану.
2. Далия Фьюри
Максимальное превосходство достигается в уничтожении врагов без сражения. Сунь Цзы
Я поворачиваю ручку и открываю дверь без стука. В комнате горит всего лишь одна лампа, которая отбрасывает длинную тень. Он сидит одетый в кресле у окна, со скрещены ногами, лежащими на низком стеклянном столике перед ним. Наши глаза встречаются. Его светятся в темноте, как у волка. У меня сердце замирает, колени ослабевают. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. — Ты не должен был похищать мою сестру. Это подло, — говорю я, наступает гнетущая тишина. Он не двигается. — Как бы еще я заставил тебя вернуться ко мне? — Это не оправдывает тебя. Моя сестра не имеет никакого отношения к нам, а ты заставил ее страдать. — Если бы все страдания в мире могли бы быть такими же безобидными, — сурово говорит он. — Моя мать сходила с ума от беспокойства. Она пожилая женщина и не заслужила такого обращения. — Да? А я не чувствую себя виноватым от твоих слов. Я вздыхаю. Похоже мы будем препираться еще долго. — Ты мог бы просто пригласить меня куда-нибудь сходить. — Я не хотел приглашать тебя, я хотел украсть и владеть тобой. И делать все, что я захочу. — Почему? Он отклоняет голову на спинку кресла. — Не знаю, почему. Просто знал, что хочу тебя, именно с того момента, когда положил на тебя глаз. — Это не оправдание для того, что ты сделал. — Это для тебя, поскольку именно ты пытаешься найти приемлемое оправдание для меня. Мне не нужно оправдываться. Я не жду ничьего прощения и разрешения, чтобы получить то, что хочу. Я просто беру. Я хотел тебя и получил. Теперь ты моя, пока я не скажу иначе, и пусть небо поможет нам разобраться, что происходит между нами. — Ты говоришь так, будто я твоя собственность. — Так и есть. — Нет. Я человек, — отвечаю я, но в голосе не слышится ни силы, ни осуждения, я чувствую, как тянусь к чему-то грустному и потерянному в нем. Он похож на большое озеро, полное тайн. Под гладкой, спокойной поверхностью, которого скрывается слишком многое в глубокой темноте. Многое напоминает мне трупы, такие же белые, и они пугают меня. Я хочу этого мужчину так сильно, что мне становится даже больно, как только вспоминаю, что не смогу назвать его своим. Я для него — всего лишь еще одно тело, которым он пользуется в течение месяца. Он устало закрывает глаза. — Тебе не понравилась быть моей женщиной, рыбка? Я сжимаю крепко губы. Боже, во мне борется столько противоречивых чувств, и я так запуталась. Ни один мужчина никогда не заставлял меня испытывать такие чувства. — Понравилось, — правдиво отвечаю я, — но мне не понравилось то, что ты похитил мою сестру и из-за этого страдала моя мама. — А где-то в глубине тебя ничего не подсказывало, что это я похитил твою сестру? Холодок пробегает вверх у меня по позвоночнику, я застываю на месте. Сама идея мне кажется такой отвратительной, шокирующей, уродливой, но знакомой до боли. Мы два волка, не в состоянии ничего скрыть друг от друга, от других да, но не от нас самих. Дикость этого поступка скрыта для всех, кроме меня, и я знала об этом. Да, Господи, да, я всегда знала и чувствовала, но настолько глубоко спрятала это, тем самым оправдываясь и делая то, что мне хотелось больше всего: покориться ему. Теперь, когда он приоткрыл эту дверь, я не хочу больше ничего обнаруживать за ней, продвигаясь вперед по своему пути. Но существуют вещи, которые мне просто
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »