исполинскими видами из них и хозяйская спальня наверху с окнами в другую сторону, откуда тоже открывались виды. Лиза сказала, что полюбила эту местность во время нашего путешествия в Вирджинию десять лет назад. Ей не нравилась долгая дорога наверх, но виды и уединенность того стоили.

^ ^ ^

Дни начинаются неспешно, с разжигания огня, приготовления кофе и легкого завтрака, а потом мы с Майей отправляемся гулять. Тропинок в окрестностях немного, так что поначалу мы пользовались звериными тропами и ручьями и прорубали себе дорогу, но в конце концов нашли путь на другую сторону горы, где к ней примыкает лесной заповедник со множеством тропинок и пожарных просек.

Обычно мы возвращаемся через несколько часов, оба слегка уставшие. Я готовлю нам еду, и мы еще часок валяемся. Потом, если у нас нет никаких дел — а обычно их нет, — во второй половине дня я немного пишу. Первые три или четыре месяца, проведенные здесь, по нескольку часов в день я работал лесорубом. Между нашим домиком и основным домом расположено одиннадцать крытых и открытых мест для разведения огня, так что попав сюда впервые, мы отправились в город, где купили кучу устрашающего вида приспособлений для распилки деревьев: двадцатидюймовую цепную пилу и десяток принадлежностей к ней. У Лизы есть старый трактор с древокольной подвеской, доставшийся вместе с домом, так что мне удалось организовать целую операцию по заготовке дров.

Вот чем мы занимались после обеда в те мягкие зимние месяцы. Майя на самом деле не слишком хорошая помощница. Ее не интересовала вся эта суета, и она предпочитала наблюдать за ней с расстояния. Мне не приходилось валить много деревьев, потому что лес был завален уже упавшими, разной толщины. Все, что нужно было сделать, — распилить, расколоть и складировать. За два первых месяца я обеспечил дровами каждый из очагов, не выходя за границу сорока лизиных акров территории. Оставшись без работы, я загрустил и научился складывать круглые поленницы высотой два с лишним метра, так что на пятачке три на три метра могла поместиться вся древесина, обработанная за неделю, и теперь по участку было разбросано несколько таких поленниц.

— Здесь больше дров, чем я сожгла бы за десять лет, — сказала Лиза, когда увидела, чем я занят.

— Знаю, — ответил я, — но я привязан к действию.

— Будешь и дальше заготавливать дрова?

— Я привязан к действию, — сказал я.

— Тогда, полагаю, нам понадобится кострище побольше, — сказала она.

Над этим пришлось поработать. Я очистил и выровнял площадку в лесу между домами. С помощью каменщиков, выполнивших самую тяжелую работу, я построил трехметровый круг из валунов, вокруг которого выложил из каменных плит патио, где расставил кресла-лежаки и пластиковые столы из переработанных молочных упаковок. Это был большой проект и на него ушло шесть недель и несколько тысяч лизиных долларов. Иногда мы с Лизой зависали здесь и пили вино у большого костра, а иногда только я и Майя.

Еще до того, как мы поселились в домике, я перечитывал кое-какие романы Джона Ле Карре про времена холодной войны, что приводило к чтению каких-то вещей сталинской эпохи, а потом гулаговских вещей Солженицына и Шаламова. Когда становилось невмоготу, я принимался за юмористов, которых давненько не читал — Перельмана, Вудхауза, Вуди Аллена, Ринга Ларднера и других. Когда становилось чересчур легко, я переключался на чтение пьес, не помню почему. Это было примерно в то время, когда я попал сюда и, вероятно, я играл с идеей жизни как театра абсурда, что сподвигло меня на чтение «Театра абсурда» Мартина Эсслина, что подтолкнуло к чтению или перечитыванию Бекетта, Ионеску, Жене, Стоппарда, а потом Альби, Сартра и Пинтера. Я пришел к заключению, что все пьесы делятся на две категории: «В ожидании Годо» и все остальные.

^ ^ ^

Моим первым проектом в домике была пьеса под название «Федалла». Персонаж Федаллы в книге «Моби Дик» представляет Мистического Другого: древний, огнерожденный аспект самого Ахава, который, в свою очередь, является персонификацией темной стороны души Мелвилла, а она, в свою очередь, — отражение нашей собственной души. Вкратце, Федалла — это персонификация фигуры проводника, олицетворяющего собственную борьбу читателя с его собственным белым китом или что-то вроде этого.

Пьеса с одним героем, одной сценой и в трех частях описывала бы одну долгую ночь с Германом Мелвиллом в кабинете его загородного дома, известного как «Наконечник стрелы», где он не щадя сил создает свой шедевр и одновременно разрушает самого себя. Ночью в моем домике было довольно легко представить себе Мелвилла в его кабинете. Я пользовался только свечами и огнем очага, пока писал сотни страниц заметок и покрывал секции стены проиндексированными карточками и черновыми набросками.

Идея побуждала к очень динамичной сценографии. Свет, звук и зловещие тени на стене преобразили бы тихий кабинет Мелвилла в палубу «Пекода», безумную погоню и кровавый вихрь убийства, и даже более того — в бурлящий, вспенивающийся разум Мелвилла/Ахава. Бушующей снаружи грозе подражали бы похожие штормы внутри комнаты и внутри человека. Мелвилл смещался бы от холодной вдумчивости автора к жгучей мании истерзанной души, корчащейся в агонии затянувшегося самозаклания, и все это в одной темной комнате в одну темную штормовую ночь. Что-то типа того.

Когда наконец наступает рассвет, мы обнаруживаем полумертвого Мелвилла за его столом в окружении горы исписанных страниц, когда он дописывает последние слова об уплывающем ките, который оставил позади сироту, а океан перекатывает волны, как и пять тысяч лет назад. Занавес.

Дальше черновых набросков дело не пошло, но, возможно, когда-нибудь пойдет. Я бы написал пьесу для чтения, а не постановки, но, вероятно, потерял к ней интерес, когда понял, что эволюция образа от этапа  «Федалла превращается в Ахава!» естественно вела к этапу «Ахав! Мюзикл».

^ ^ ^

Итак, я потерял интерес к пьесе и все сжег. Вместо нее я написал десятиминутную пьеску со слегка переиначенным диалогом между Ахавом и его первым помощником, где подчеркивалась суть борьбы Ахава. Потом накалякал еще несколько коротких пьес собственного развлечения ради, а когда собрал их все вместе, то обнаружилось, что в них есть неплохое развитие, так что я упаковал их в пьесу из семи частей и опубликовал под названием «Пьеса».

Потом по какой-то забытой причине я заинтересовался будущим