комиссионного магазина, она, мягко говоря, насторожилась. Нет, он не уволился, а просто перестал ходить на работу, целыми днями сидел дома и что-то строчил в тетрадке.

Когда мы оставались одни, он учил меня:

— Не забывай тренироваться, напрягай волю и тверди: «Я облако, я очень маленькое облачко, во мне совсем нет веса, мне все безразлично, мне ни до чего нет дела, я лечу над лесами, лугами, морями, горами и пустынями…»

И я (что мне оставалось делать?) послушно напрягался.

Тем временем деревья во дворе лишились листвы, вновь ее приобрели и вновь лишились, а дела у Самозванца ничуть не продвинулись. Он, надо отдать ему должное, не сидел сложа руки, а преследовал академиков, охотился на их секретарш, пробирался на научные собрания, обивал пороги различных НИИ, но нигде его всерьез не принимали. Однажды он вспылил в каком-то солидном учреждении, но даже на это никто не обратил внимания.

— Мироеды, чинуши! — ругался он, спускаясь по лестнице к выходу. — Я вас научу, вы у меня попляшете!

Наивный, не очень грамотный, без роду и племени, он одним махом намеревался покорить научный Олимп. Иногда над ним попросту издевались.

— Я бы советовал вам побольше читать, — сказал ему заведующий кафедрой в межотраслевом институте. — Вам бы подучиться еще.

Однако этот деятель, прежде чем вернуть тетрадки, аккуратно переписал оттуда несколько идей из области психологии торговли, исправил ошибки и погодя издал их в брошюре за границей под своей фамилией.

Самозванец стал выпивать. Дома у нас теперь часто гостевали какие-то подающие надежды и перспективные личности. Бывали и журналисты, обещавшие протащить идеи Самозванца в широкую печать. Бывшие мои подчиненные тоже наведывались к нам с тайным желанием приобщиться к более узким, нежели торговые, зато необычайно возвышенным духовным сферам. За последнее время у Самозванца заметно отвис живот и появились мешки под глазами. «Что же он, гад, делает, — горестно размышлял я, — ни один прокатный пункт не позволил бы ему так обращаться с доверенной вещью».

Но я не терял надежд и совершенствовал свой дух. Поливали меня крайне редко, и я жил за счет влаги, накопленной в мясистых листьях. К сожалению, и там она сохраняется не вечно. Иной раз мне казалось, что я парю под потолком, выбираюсь через вентиляционное отверстие во двор и устремляюсь куда-то в неопределенную даль, а вслед мне с балкона удивленно глядят нахохлившиеся от мороза воробьи. Но это был сон, грезы наяву. Воля моя слабела и наступала апатия. Я сильно засыхал и впадал в длительный анабиоз.

Однако рано или поздно меня все-таки поливали, я оживал и возобновлял попытки освободиться.

Во время празднования моего сорокалетия, когда все гости были подшофе, один ушлый приятель, доцент кафедры прикладной математики, увлек Самозванца на кухню как бы для того, чтобы втайне от всех выпить и поговорить по душам. Пока Самозванец осушал рюмку за рюмкой, сей доцент незаметно выливал содержимое своей в мой горшок. Это надолго вывело меня из строя. Когда же способность нормально мыслить вернулась ко мне, я узнал, что все записи Самозванца куда-то исчезли.

— Непостижимые существа эти люди, — сетовал он, принимаясь за новые писания. — Когда им предлагаешь по доброй воле, они отказываются. Зато норовят умыкнуть то, что плохо лежит.

Как-то раз окно было приоткрыто и я всеми листьями наслаждался бодрящим весенним воздухом. Удовольствие не портил даже запах из контейнеров с мусором, стоявших в глубине двора. Я ощущал очередной прилив сил, листья мои заметно шевелились, и это было отнюдь не результатом действия сквозняка. Дух Самозванца витал где-то неподалеку, а мое несчастное тело бессознательно валялось на диване, покинутое на время очередного похмелья. Сквозь приоткрытую дверь доносилось похрапывание.

Неожиданно сильный порыв ветра настежь распахнул окно, створка хлопнула по горшку, и я полетел на пол. Тут я пережил настолько мощный эмоциональный всплеск, что мой дух вылетел из растения и заметался под потолком.

Это было триумфальное возвращение к себе.

— Ура! — возликовал я, вскакивая с дивана.

С моего лба текло, и я промокнул его носовым платком. Оставаться здесь было рискованно, мое естество в любой момент могли вновь расчленить на две составляющие, и я в чем был выскочил на улицу. Отсидеться у кого-либо из знакомых я не мог, Самозванец знал адреса всех. Поэтому я решил поехать на железнодорожный вокзал и тормознул частника. Не успели мы проехать и километра, как выяснилось, что ни в одном из карманов у меня нет ни копейки, и я был позорно изгнан из автомашины.

Голодный и расхристанный, я вернулся домой только к концу пятых суток. За этот относительно небольшой отрезок времени я успел примелькаться на всех вокзалах и в аэропортах, и мне уже реально грозила персональная опека со стороны блюстителей порядка. Мир в семье наступил после того, как я торжественно пообещал, что со старым навсегда покончено, и уничтожил все тетрадки с последними записями Самозванца. Я обнаружил, что за время его господства пропало много моих вещей. Больше всего меня огорчило то, что Самозванец распродал всю мою библиотеку.

Но радость возвращения человеческого бытия и собственных прав списала все.

На работе я восстановился, но уже в должности продавца. В горторге меня ценили, и когда врачи подтвердили, что причиной моего длительного прогула послужили психическое расстройство и нервное истощение, наше верховное начальство перевело меня на должность замглавбуха.

Теперь для меня мир вещей — первейшая среда существования. Я счастлив, что вновь приобрел возможность ощущать упругие формы предметов. Ведь когда просто на них глазеешь — это совсем не то. С неизъяснимым наслаждением я перекладываю с места на место папки с бумагами, тискаю телефонный аппарат, а когда играю на счетах в бухгалтерские игры, стараюсь как можно громче стучать костяшками. Где-то в глубине души у меня еще сохранилась тяга к письму. Пока она не выветрилась окончательно, я решил стройно изложить эту историю.

О дальнейшей судьбе пришельца можно только предполагать. Не исключено, что он избрал себе другую жертву, а может, разочаровался в человечестве и теперь продолжает свой путь среди звезд. Маловероятно, что он кинулся мне на помощь, когда рухнул цветок, который я, после некоторых колебаний, пересадил в новый горшок.

P.S. Сейчас растение выше человеческого роста, и я поместил его в кадку. Жена уговаривает меня избавиться от него, но я не решаюсь, хотя и сам не любитель домашней флоры. Это уже не алоэ. Его стебель превратился в настоящий ствол, покрытый жесткой корой.