Наконец, оторвав руки от лица и увидев на них кровь, он разъярённо двинулся на Камила.

Камил снова бросил в него камень, но на этот раз попал в панцирь, и булыжник с глухим стуком отскочил в сторону, не причинив рыжебородому никакого вреда. Он хотел бросить ещё, нагнулся в поисках булыжника, но тут заметил, что рыжебородый продвинулся к нему почти вплотную. Бежать было некуда, рыжебородый везде успел бы перехватить его, и тогда Камил, повернувшись к нему спиной, быстро юркнул вверх по развалинам.

Почувствовав, что добыча ускользает, рыжебородый недовольно зарычал и попытался было, сопя, последовать за Камилом, однако оступился и загремел доспехами по каменному крошеву. Вдобавок, Камил обрушил на него сверху увесистый обломок стены.

Казалось, рыжебородый уже не встанет. Но он всё же выкарабкался из-под груды камней и долгим мутным взглядом из-под рассечённого лба уставился на Камила. Дружки его, сидя на конях, ржали во всё горло, тыкали в Камила пальцами, науськивая какими-то выкриками, вроде: «Ату! Ату его!» но рыжебородый лишь молча сплюнул себе под ноги и пошёл прочь.

Камил подождал, пока он подойдет к лошади, и, выбрав булыжник поувесистей, спустился вслед за ним. «Это тебе напоследок», — сцепив зубы, подумал он.

Рыжебородый долго возился у седла и вдруг, с необычайной прытью выхватив из чехла арбалет, повернулся к Камилу. Камил уже занёс руку, но бросить камень так и не успел. Что-то свистнуло в воздухе, ударило его в горло и швырнуло на землю. Последним, что он услышал, был довольный хохот рыжебородого, вскочившего в седло, и удаляющийся топот копыт.

На этот раз Йон-воевода не доверил слежку за Камилом Стриге и сам пошёл с отрядом следопытов. Стрига шёл сбоку, обиженно косился, сопел, но молчал. Да и говорить-то в разведке не полагалось.

Идти по следам Камила после двухдневного дождя было не трудно и, единственное, чего следовало опасаться, что Камил заметит их раньше, чем они его. Подходя к развалинам, Йон приказал удвоить бдительность, но Камила они так и не обнаружили. Впрочем, следы вели прямо в замок, к перелазу, и обратно не возвращались. Очевидно, он был ещё там, если только не ушёл другой дорогой.

Они осторожно подобрались к перелазу и прислушались. Из-за стены донёсся звук лопнувшей струны, кто-то сдавленно крикнул, а кто-то, уже другой, оглушительно захохотал. Йон встревожено переглянулся со Стригой, и они, не сговариваясь, бросились к стене.

Развалины замка были завалены невесть откуда взявшимися головешками и пеплом. Здесь было необычно сухо и теплее, чем по ту сторону стены, и сильно пахло гарью.

Камила они увидели сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки, а из горла торчала короткая и толстая стрела. Пыль, поднятая кем-то у коновязи, медленно садилась на мощёный булыжником дворик, а откуда-то издали, из пустого зева настежь распахнутых обугленных ворот, доносился удаляющийся топот копыт.

Йон пересилил себя и шагнул к Камилу. Камил лежал неподвижно, и вокруг его головы медленно растекалась лужа крови. Стрига, стоявший сзади, вдруг застонал, позеленел и опустился на корточки. Йон оглянулся на него, сглотнул слюну и боязливо притронулся к Камилу.

И тотчас словно что-то сдвинулось вокруг, исчезли головешки, пепел, обломки сланцевого камня… Только стена осталась стоять, да ещё появились лужи.

Камил пошевелился, приподнялся и сел. Никого не узнавая, он окинул ребят пустым взглядом, затем осторожно провел рукой по шее и посмотрел на неё. Рука была мокрая и грязная, и больше ничего на ней не было.

— Ты… Ты чего? — выдавил Йон и почувствовал, как мурашки начинают бегать по телу. Не отрываясь, он смотрел на то место, где только что была лужа крови. Ни крови, ни стрелы в горле Камила не было.

Камил наконец осмысленно посмотрел на ребят. Минуту он молчал, затем у него задрожали губы. Тогда он подтянул под себя ноги, обхватил их руками и, так ничего и не сказав, уткнулся носом в колени и горько-горько заплакал…