изучал их, а Ники знал о людях даже такие вещи, о которых я и не подозревал.

На следующую ночь я снова разговаривал с Ники и спросил его, могу ли я беседовать и с другими дельфинами. Он ответил утвердительно. Все дельфины точно таким же образом разговаривают между собой, а вовсе не с помощью тех пятидесяти звуков, оставшихся от их древнего средства общения. Ныне эти звуки представляют собой лишь инстинктивные восклицания типа междометий. Тогда я направился к другим бассейнам и несколько ночей беседовал с разными дельфинами. А потом меня охватило настоящее безумие от всего, что я услышал, и я выпустил дельфинов в океан. Я не мог больше видеть, как профессор Н. истязает их своими зверскими исследовательскими методами.

«Обычная история! — сказал я сам себе. — Шизофреническое раздвоение личности». И вдруг услышал тихий смех человека, сидящего рядом.

— Вы знаете, что и люди могут разговаривать друг с другом таким же образом? Нужно только захотеть и немного поупражняться. Хотите, я вам скажу, что вы только что подумали: «Обычная история. Шизофреническое раздвоение личности». — Он снова засмеялся, но тут же поспешил извиниться: — Не обижайтесь на мой смех, прошу вас! Впрочем, можно остановить такси.

Мы оказались под звездами и луной, которая проложила сверкающую дорогу на поверхности океана.

— Вы добрый человек, поэтому я вам и доверился. Вы знаете, у дельфинов я научился узнавать людей и редко ошибаюсь, так как могу слышать то, что они говорят иногда только самим себе…

Мы вышли из машины, свернули с шоссе, и я споткнулся о прибрежный камень, ослепленный блеском лунной дороги и оглушенный могучим шумом прибоя.

— Сядьте здесь! — сказал мой проводник, и я сел как загипнотизированный.

Передо мной расстилался Тихий океан. Но сейчас это был не тот океан, о котором я мечтал еще ребенком, и не тот, в котором я купался вчера. Это было нечто бесконечное, гипнотизировавшее меня мириадами серебряных глаз и звавшее меня голосами мириадов живых существ. Все это устремлялось ко мне, а я шел к нему с ощущением, что возвращаюсь туда, откуда когда-то в незапамятные времена вышел.

— Вы меня слышите? Очнитесь и слушайте меня!

Мой проводник, склонившись ко мне, тряс меня за плечи.

— Что? — спросил я. — Мы пришли?

— Да, — ответил он, и я удивился, потому что ожидал чего-то другого.

— Сейчас я их позову, — сказал он. — Но не делайте ничего такого, чем можно их оскорбить. Сидите неподвижно и слушайте! Слушайте меня и слушайте себя. Обдумаете все потом, сейчас самое важное — верить! — Он говорил громко и внушительно, но, может быть, просто пытался перекричать прибой? — Нужно верить, понимаете? Верьте тому, что услышите в самом себе. В этом нет ни мистики, ни самовнушения! Это как разговор с самим собой. Если захотите их спросить о чем-нибудь, спросите себя, если захотите им что-то сказать, скажите себе. Но это не так просто. Нужно быть абсолютно искренним, таким искренним, каким человек очень редко бывает даже с самим собой. И самое трудное для нас, людей, — освободиться от притворства и самообмана, лицемерия. И если вам это удастся, вы будете разговаривать с дельфинами. Потому что это язык жизни во Вселенной. Мы тоже его знаем, каждый человек держит его в клетках своего мозга, но он так редко в нас звучит, что мы перестали его понимать. Вот почему сейчас нужно просто поверить в него, по-ве-рить!

Последнее слово он произнес по слогам, и каждый слог прозвучал во мне с большой силой. Каждая клетка моего тела дрожала и гудела в такт вздохам океана. Мой спутник подошел к самой воде, устремив взгляд в пространство. И я видел, что он уже не безумец, каким казался мне вначале, а как бы часть того, что доносится из самых недр рассеченного лунной дорогой океана. Я сидел и внимал, уже не понимая, идет ли этот зов от моего спутника или ото всего вокруг.

— Я ждал тебя вчера, — услышал я внезапно.

— Прости! — раздалось в ответ. — Я сегодня не один.

— Вижу. Кто с тобой?

— Человек, который тоже вас любит.

— Он боится.

— Да, пока еще боится, но это добрый человек. Где другие?

— Сейчас появятся. Они уплыли наловить для тебя рыбы.

Я напряженно всматривался в неподвижную фигуру, склонившуюся к воде, и слышал два голоса, которые были абсолютно одинаковые, и все же они принадлежали разным существам. Внезапно мой проводник оглянулся, я вздрогнул…

— Первый приплыл, — сказал он мне.

— Я понял, — ответил я. — Я слышал ваш разговор.

— Слышали? Тогда все в порядке! А видели его? Вон там!

Я вытянул шею, не вставая с места: большое блестящее черное тело покачивалось на тихих волнах и медленно приближалось. Мне показалось, что я встретился с ним взглядом.

— Скажите ему, — попросил я, — что я не боюсь их и что я действительно их уважаю!

— Хорошо, — ответил нерешительно мой провожатый, и я напряг свой внутренний слух.

— Слышали ответ? — спросил он меня через некоторое время.

— Нет, — ответил я.

— Потому что себе вы говорите другое. Я же вас предупредил, что нужно быть искренним!

— Что он ответил?

— Вы боитесь. Боитесь океана, меня, того, что они несут в себе, и того, что в вас и что пытается соединиться с тем, что в них.

Я закрыл глаза и попробовал сосредоточиться, уйти в себя. Что-то новое росло и росло во мне, вытесняя суетные желания и мысли. И я услышал собственный голос.

— Разве я боюсь?

— Да, ты боишься, — ответил мне другой голос, но он был неотличим от моего. — Боишься, потому что не знаешь этих сил, потому что никогда не пытался найти их ни в себе, ни вне себя.

— Сейчас уже, кажется, не боюсь, — проговорил я.

— Да, уже боишься меньше. И мы можем стать друзьями. Ты перестаешь быть человеком, считающим себя венцом природы, и я для тебя перестану быть животным, и мы сможем понять друг друга. — Он засмеялся и весело перепрыгнул через волну, как это обычно делают дельфины. — Я тебе изложу наши истины, а ты мне свои. Так разговаривают друзья, а раз мы друзья — не будем обижать друг друга, ладно?

Я попытался вспомнить свои истины, чтобы рассказать о них, но не смог; словно все они уплыли в темноту и тишину. Поэтому я спросил:

— За что же вы нас любите?

— А разве можно не любить своего брата, если он даже в чем-то и заблуждается?

— Это ваша истина?

— Да, — ответил он.

— Два и два четыре, — сказал я внезапно.

— Что это значит?

— Это одна из наших истин.

— Я не понимаю, — произнес он смущенно.

— Привет, дружище! — раздался еще один голос. — Я понимаю! Это ваш счет, да? Самое большое ваше заблуждение!

— Почему заблуждение? До сих пор я разговаривал с одним дельфином, сейчас