Литвек - электронная библиотека >> Сергей Брэйн и др. >> Газеты и журналы и др. >> Клуб любителей фантастики, 2015 >> страница 4
геометрической структурой.

Плотность энергии там фантастическая. Шкала Планка — шкала энергий, при которых квантовые эффекты гравитации обретают значение сильных.

Да, на планковских, чрезвычайно малых, расстояниях фундаментальные взаимодействия сливаются в квантовом единстве. Понятие размера и понятие расстояния утрачивают смысл, квантовая неопределённость становится абсолютной.

В масштабах околопланковской длины всё пространство состоит из микроскопических «червоточин», представляет собой квантовую пену.

В одном кубическом микроне этой среды энергии столько, что её хватило бы на создание многих триллионов галактик. Но при такой плотности энергии, на таких малых расстояниях гравитационные силы необычайно велики. Они столь искривляют пространство-время, что запечатывают всю энергию внутри. Открыть заветную кладовую очень непросто.

Сама энергия тоже гравитирует. Чем выше плотность энергии, тем выше гравитация.

Впрочем, существует порог, выше которого плотность энергии подняться не может.

Ведь по достижении порога чёрная дыра.

С чёрными дырами решили пока не связываться…

Иногда мне казалось, мой компаньон навёрстывает то, что пропустил, не дочитал за годы учёбы в университете, когда слишком много внимания уделял красивым девушкам.

Только вот как жутко интересные факты, предположения, гипотезы обратить в реальные установки, дающие практический выход, гарантирующие нам — реальные деньги?

Может, у нас с Лехом — теоретический склад мышления?

Прототип установки мы собрали кое-как, я мало что понимаю в нём. Собрали по наитию, руководствуясь интуицией.

Не работает прототип.

Очередной визит потенциального спонсора. Я слушал через дверь, сидя в прихожей.

— Водород превращается в гелий при десяти миллионах градусов!.. — блеснул эрудицией спонсор.

— Это при давлении, как на Солнце, — возражал Лех. — На Земле давление меньше. И вам потребуются уже сто миллионов градусов.

— Э-э. Честно говоря, я больше доверяю холодному ядерному синтезу.

— Напрасно. Овчинка выделки не стоит. Холодный ядерный синтез будет сопровождаться мощнейшим нейтронным излучением. Почти невозможно экранировать. Разоритесь.

— Хм. Но то, что вы предлагаете.

Лех затараторил, щеголяя терминологией, от которой съезжала крыша даже у меня — уже вроде бы давно привыкшего. Свою тираду завершил победным аккордом:

— На выходе — альберт!

— Кто это? — не понял гость. — Ваш третий компаньон?..

— Нет. Альберт — широко принятое обозначение миллиарда киловатт.

— А-а. Вы сказали — миллиарда?..

— На выходе — миллиард киловатт. Промышленная установка даст гораздо больше.

— Угу.

Вероятно, спонсоры, в своём большинстве, агенты нефтяных гигантов, скупающих права на всё, что может как-то повредить энергетической монополии углеводородов.

Скупают и — кладут под сукно.

Увы, нам они денег ещё не предлагали. Ни разу. Просто не принимали нас всерьёз. Предъявить-то нечего. За исключением вдохновенных речей моего компаньона.

В общем, нарастало ощущение глухого тупика. Деньги таяли стремительно.

В тайне от компаньона я подыскивал работу.

* * *
Физик, из журнала.

Преуспевающий, немногим старше нас. Публикации в престижных изданиях.

Кто мы для него, преуспевающего?

Не опубликовали ни строчки.

Если ходили на конференции по вопросам энергетики будущего, то сидели, как правило, на задних рядах, глазами хлопали. Ушами — тоже. Помалкивали.

Он просто фыркнет в трубку, и дело с концом.

Может, к лучшему.

Набравшись смелости, я позвонил.

Так, мол, и так, не посетите ли нашу лабораторию, в удобное время.

— А чем вы занимаетесь? — спросил физик.

Я стал вещать о «новых источниках», с пятого на десятое повторяя любимые выражения компаньона, ту ахинею, которую Лех обычно втюхивал потенциальным спонсорам.

— Где находится ваша лаборатория? — прервал физик.

От растерянности я не сразу вспомнил адрес.

— Постараюсь выкроить час, завтра, — пообещал физик.

Прервал связь.

Неужели — приедет?

Неужели его так легко заманить?

Скорее всего, разговор не затянется. Физик поймёт, что попал в филиал сумасшедшего дома…

Войдя утром в прихожую, тут же услышал два голоса.

Компаньон и преуспевающий физик — разошлись.

Сыпали терминологией, цифрами. Один перебивал другого, подхватывая общую мысль.

Не выдержав, я заглянул в дверную щель. Гость и хозяин стояли перед нашим прототипом, размахивали длинными руками. И глаза обоих горели научным безумием.

До чего же мне стало тоскливо.

Сошлись гении.

Два сапога — пара.

Но сапоги-то, похоже, на одну, левую, ногу.

Ладно, пусть наговорятся всласть.

А мне давно пора встать на реальную почву.

Начать зарабатывать деньги.

Начать жить — как живут нормальные люди.

Зря, что ли, на работу устроился? Прикрыл тихонько дверь и поехал трудиться.

Не показывался в лаборатории неделю.

Потом заволновался. Как там мой компаньон? Не помер ли от голода? Не свихнулся ли, в одиночестве?

Приехал. Спустился в подземелье.

В прихожей возле открытого холодильника стоял Лех, пил сок из пакета.

Вид тот ещё. Глаза красные, волосы торчат в разные стороны.

Должно быть, сидел тут неделю, безвылазно.

В лаборатории натужно гудело. Причём звук шёл — по нарастающей.

— Привет, — сказал я. — Что за шум? Не рванёт, случаем?

— На выходе — альберт! — донёсся радостный крик из лаборатории. — Рассчитали верно!

Голос принадлежал гостю, преуспевающему физику.

Тоже сидел безвылазно, всю неделю?..

С них станется.

— Промышленная установка даст гораздо больше. — Лех зевнул. — Вот, прикидываю, кого нам в инвесторы взять, посолидней. И ты подумай. Я мозги уже вывихнул.

Похоже, компаньон не заметил, что я неделю в лаборатории не показывался.

А за это время два сумасшедших гения сотворили невозможное.

Довели прототип до рабочего состояния. Теперь он — не бутафория из фильма.

Сладко ёкнуло в животе.

Интересно, что они запрягли?

Кварки?

Вакуум?

Или гравитацию?

Может — всё это вместе?

Любопытство разбирало — спасу нет.

Я потянул дверь лаборатории. ТМ

Се ля ви
Валерий БОХОВ
Клуб любителей фантастики, 2015. Иллюстрация № 4

№ 1 (981) 2015


Ну вот и отбарабанил я рабочую неделю. Сто двадцать часов. Теперь отправлюсь в профилакторий на три дня. Нет, на метро не поеду. Не люблю под землю забираться. Движущийся тротуар — вот мой любимый транспорт. Дождя нет.