если вы не будете осторожны. Когда я вернулась из Европы, она уже была такой.

– Вы были в Европе? – спросил Рэнсом.

– О, да! А вы?

– Нет, я нигде не бывал. А ваша сестра?

– Да, но она пробыла там всего час или два. Она ненавидит Европу, она бы с удовольствием её упразднила. Вы не знали, что я была в Европе? – продолжила миссис Луна слегка расстроенным тоном женщины, узнавшей, что есть пределы её известности.

Рэнсом едва не ответил, что пять минут назад не знал даже о её существовании, но вспомнил, что не подобает джентльмену с Юга так говорить с дамой, и ограничился тем, что попросил извинить его беотийское невежество. Он жил в той части страны, где мало кто задумывается о Европе, и всегда думал, что миссис Луна обосновалась в Нью-Йорке. Последнее он сказал наугад, так как, разумеется, не имел представления, откуда взялась миссис Луна. Эта маленькая ложь, однако, лишь усугубила его положение.

– Если вы думали, что я живу в Нью-Йорке, почему же не навещали меня? – спросила она.

– Ну, видите ли, я практически нигде не бываю, кроме судов.

– Вы имеете в виду судебные заседания? Здесь все так озабочены карьерой! Вы очень амбициозны? Вы выглядите амбициозным человеком.

– Да, очень, – ответил Бэзил Рэнсом с улыбкой и несравненной женственной мягкостью, с которой мужчины с Юга произносят это наречие.

Миссис Луна объяснила, что она прожила в Европе несколько лет после смерти мужа. Но приехала месяц тому назад со своим маленьким сыном, единственным, что осталось у неё в этом мире, и решила навестить сестру, которая, конечно же, была её ближайшим родственником после ребёнка.

– Но это далеко не то же самое, – сказала она, – мы с Олив не слишком ладим.

– Но вы, безусловно, ладите со своим сыном, – добавил из вежливости молодой человек.

– О, мы с Ньютоном очень похожи!

И миссис Луна рассказала, что сейчас, по возвращении на родину, она не представляет, чем бы ей заняться. Нет ничего хуже возвращения, это всё равно, что родиться заново в почтенном возрасте и начать жизнь сначала. Непонятно, зачем нужно возвращаться? Некоторые хотели бы, чтобы она осталась на зиму в Бостоне; но она бы этого не перенесла – по крайней мере, она знала, что вернулась точно не за этим. Возможно, ей стоит обзавестись домиком в Вашингтоне. Слышал ли он когда-нибудь об этом скромном местечке? Кроме того, Олив не хотела бы, чтобы сестра оставалась в Бостоне и без обиняков заявила об этом. В этом отношении с Олив очень удобно. Она всегда говорит без обиняков.

Бэзил Рэнсом встал, едва миссис Луна сделала это заявление, так как в комнату в этот момент впорхнула молодая женщина, остановившаяся, едва эти слова достигли её ушей. Она стояла, глядя внимательно и довольно серьёзно на мистера Рэнсома, и на её губах играла улыбка, которая лишь подчёркивала природную серьезность её лица. Эта улыбка была похожа на тонкий луч лунного света на стене тюремной камеры.

– Если бы это было так, – сказала она, – я бы не стала говорить, что мне очень жаль, что я заставила вас ждать.

У нее был низкий и приятный голос, и она протянула тонкую белую руку своему посетителю, который сказал с долей торжественности (он чувствовал себя немного виноватым за то, что принял участие в обсуждении её недостатков с миссис Луной), что он крайне рад с ней познакомиться. Он отметил про себя, что рука мисс Ченселлор холодная и вялая: она просто вложила в его руку свою, без малейшего намека на пожатие. Миссис Луна объяснила сестре, что она без стеснения обсуждала её с молодым человеком, так как он приходится им родственником – хотя, похоже, сам он почти ничего о них не знает. Она не думает, что он когда-либо слышал о ней, миссис Луне, пусть он и притворился с южной галантностью, что это не так. А теперь ей пора отправляться на ужин. Она слышала, как подъехала карета, и, пока её не будет, мисс Олив может говорить о ней всё что пожелает.

– Я сказала ему о твоих радикальных взглядах, а ты можешь сказать, если хочешь, что я вылитая Иезавель. Попытайся изменить его. Человек из Миссисипи наверняка во всем не прав. Я приеду очень поздно, мы собираемся в театр, и поэтому ужинаем так рано. До свидания, мистер Рэнсом, – протараторила миссис Луна, накидывая свою белоснежную шаль, которая придала дополнительный объем её достоинствам. – Я надеюсь, вы останетесь здесь на какое-то время и сами решите, кто из нас кто. Я бы познакомила вас с Ньютоном. Он маленький аристократ, и мне не помешает совет на его счёт. Вы остаётесь только до завтра? И какой в этом прок? Впрочем, вы сможете навестить меня в Нью-Йорке, я точно проведу там часть зимы. Я пришлю вам открытку. Я не собираюсь упускать вас из виду. Не смейте самостоятельно выходить в свет. У моей сестры есть право первой ввести вас в общество. Олив, почему бы тебе не взять его с собой на то женское собрание?

Фамильярность миссис Луны распространялась даже на сестру: она мимоходом заметила мисс Ченселлор, что та выглядит, как будто собралась в морское путешествие.

– Я рада, что у меня нет убеждений, которые бы не позволяли мне наряжаться по вечерам! – заявила она, уже стоя в дверях. – Сколько же внимания уделяют своей одежде люди, которые боятся выглядеть легкомысленно!

Глава 2

Независимо от того, достиг ли упрек своей цели, мисс Ченселлор никак на него не ответила. На ней было простое тёмное платье без узоров, и её гладкие бесцветные волосы, казалось, так же старательно прямились, как волосы её сестры стремились сбиться в локоны. Она немедленно села и, пока миссис Луна говорила, смотрела в пол, обратив на Бэзила Рэнсома едва ли больше внимания, чем на многословную Луну. Молодой человек, тем временем, мог свободно её рассматривать. Он заметил, что она взволнована и старается скрыть это. Он гадал о причине её волнения, не зная, что вскоре ему предстоит понять, что эта женщина подобна лодке в бушующем море. Даже после того как её сестра ушла, она сидела, опустив глаза, как будто на неё было наложено заклятие, запрещающее поднять их. Мисс Олив Ченселлор, скажу по секрету читателю, которому в ходе рассказа я вынужден буду доверить немало тайн, была подвержена приступам ужасной застенчивости, во время которых не могла посмотреть в глаза даже своему отражению в зеркале. Один из таких приступов сразил её сейчас безо всякой очевидной причины, хотя миссис Луна усугубила его своей фамильярностью. В мире не было ничего более фамильярного, чем миссис Луна. Её сестра возненавидела бы её, если бы не запретила себе испытывать эту эмоцию по отношению к людям.

Бэзил Рэнсом был на редкость способным молодым человеком, хотя пока ему явно не хватало опыта. Он старался не делать поспешных выводов и усвоил для себя,