- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (69) »
тридцатых — семидесятых годов
25. VIII.35
1935
1935
1937–1938
1939
«Кто дает вам право спрашивать…»
Кто дает вам право спрашивать —
Нужен Пушкин или нет?
Неужели сердца вашего
Недостаточен ответ?
Если ж скажете — распни его,
Дворянин и, значит, враг,
Если царствия Батыева
Хлынет снова душный мрак, —
Не поверим, не послушаем,
Не разлюбим, не дадим —
Наше трепетное, лучшее,
Наше будущее с ним.
«Стихов ты хочешь? Вот тебе…»
Стихов ты хочешь? Вот тебе —
Прислушайся всерьез,
Как шепелявит оттепель
И как молчит мороз.
Как воробьи, чирикая,
Кропят следками снег
И как метель великая
Храпит в сугробном сне.
Белы надбровья веточек,
Как затвердевший свет…
Февраль маячит светочем
Предчувствий и примет.
Февраль! Скрещенье участей,
Каких разлук и встреч!
Что б ни было — отмучайся,
Но жизнь сумей сберечь.
Что б ни было — храни себя.
Мы здесь, а там — ни зги.
Моим зрачком пронизывай,
Моим пыланьем жги,
Живи двойною силою,
Безумствуй за двоих.
Целуй другую милую
Всем жаром губ моих.
«Помнишь ночь? Мы стоим на крыльце…»
Помнишь ночь? Мы стоим на крыльце.
Гробовое молчанье мороза.
И в круглунном, неясном кольце
Затаенная стынет угроза.
Мы ютились в студеной избе.
Постояв, помолчав на крылечке,
От мороза ушли мы к себе,
К нашей люто натопленной печке.
Там другая, там добрая ночь,
Вся в сиянье, как счастья начало,
Отгоняла предчувствия прочь
И за будущее отвечала.
Что ж! Ее предсказанье сбылось:
Все исполнила, что посулила.
Жизни наши свершаются врозь.
Но живет в них единая сила.
Пусть пытают опять и опять, —
У нее вековое здоровье.
Не замучить ее, не отнять,
Называемую любовью.
«Когда на небо синее…»
Когда на небо синее
Глаза поднять невмочь,
Тебе в ответ, уныние,
Возникнет слово: дочь.
О, чудо светлолицее,
И нежен и высок, —
С какой сравнится птицею
Твой легкий голосок!
Клянусь — необозримое
Блаженство впереди,
Когда ты спишь, любимая,
Прильнув к моей груди.
Тебя держать, бесценная,
Так сладостно рукам.
Не комната — вселенная,
Иду — по облакам.
И сердце непомерное
Колышется во мне,
И мир, со всею скверною,
Остался где-то, вне.
Мной ничего не сказано,
Я не сумела жить,
Но ты вдвойне обязана,
И ты должна свершить.
Быть может, мне заранее,
От самых первых дней,
Дано одно призвание —
Стать матерью твоей.
В тиши блаженства нашего
Кляну себя: не сглазь!
Мне счастье сгинуть заживо
И знать, что ты сбылась.
«Без оглядки не ступить ни шагу…»
Без оглядки не ступить ни шагу.
Хватит ли отваги на отвагу?
Диво ль, что не громки мы, не прытки,
Нас кругом подстерегали пытки.
Снится ворон с карканьем вороньим.
Диво ль, что словечка не пророним,
Диво ль, что на сердце стынет наледь
И ничем уж нас не опечалить.
А отрада лишь в небесной сини,
Да зимой на ветках белый иней,
Да зеленые весною листья…
Мы ль виновны в жалком бескорыстье!
Мы живем не мудрствуя лукаво,
И не так уж мы преступны, право…
Прóкляты, не только что преступны!
Велика ли честь, что неподкупны.
Как бы ни страшились, ни дрожали —
Веки опустили, губы сжали
В грозовом молчании могильном,
Вековом, беспомощном, всесильном,
И ни нам, и ни от нас прощенья,
Только завещанье на отмщенье.
«Есть очень много страшного на свете…»
Есть очень много страшного на свете,
Хотя бы сумасшедшие дома,
Хотя бы искалеченные дети,
Иль в города забредшая чума,
Иль деревень пустые закрома,
Но ужасы ты затмеваешь эти —
Проклятье родины моей — тюрьма.
О, как ее росли и крепли стены —
В саду времен чудовищный побег,
Какие жертвы призраку измены
Ты приносить решался, человек!..
И нет стекла, чтобы разрезать вены,
Ни бритвы, ни надежды на побег,
Ни веры — для того, кто верит слепо,
Упорствуя судьбе наперекор,
Кто счастлив тем, что за стенами склепа
Родной степной колышется простор,
Скупой водой,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (69) »
