- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (39) »
протирать вещи на его шкафу и тут уж по-настоящему рассердилась. Я… поругалась с ним.
В это время Людвиг Иванович, осмотрев первую комнату, остановился на пороге Фимкиной, не входя, однако, внутрь, а только внимательно, вещь за вещью, метр за метром, оглядывая ее. Он не торопил Ольгу Сергеевну, пока она справлялась с волнением, но видно было, что очень ждет продолжения рассказа.
— Я рассердилась из-за… из-за памяти мужа.
Фимин отец, Ревмир Георгиевич, погиб, спасая лес от пожара, и память о нем — Людвиг Иванович это знал — была священной в семье.
— Все эти годы, — продолжала Фимина мама, — я берегла патронташ Ревмира как память… я думала, и Фимке он дорог, а тут увидела, что патронташа в коробке на шкафу нет. «Это ты его взял!» — закричала я на Фимку. «Да, это я», — сказал он. Мол, все равно патронташ лежал без дела или что-то в этом роде. Я крикнула: «Негодяй! Сейчас же положи на место, иначе я не знаю что сделаю!» и схватилась за дверцу шкафа, в котором лежат Фимкины вещи. «Ты не смеешь обыскивать! — закричал тогда и он. — Все равно патронташа в доме нет! Я его продал, понимаешь?» И так вцепился в дверцы шкафа, что не оторвать — даже не думала никогда, что он уже такой сильный. Не драться же мне с собственным сыном! «Ну, хорошо, — сказала я, — сиди у своего шкафа и думай над своей жизнью. А завтра я позову милиционера, и мы поговорим, верно ты поступаешь или нет». Я заперла его, а сама стала прибирать в этой комнате — когда я так расстраиваюсь, физическая работа успокаивает меня. И все-таки я думала: вдруг я не права. Ведь Фимка… Фимка неплохой, он на плохое бы тратить денег не стал. Может, я виновата, что ограничивала его. Ведь не воришка же он!
— Воришка и есть! — вдруг раздалась решительная реплика за неплотно прикрытой дверью. — У мене всю алою начисто срезал. Вот разразится пидемия гриппа, и в нос закапать нечего. Фулиган такой!
Это был явно голос бабушки Тихой, одинокой соседки Ольги Сергеевны.
— Это она сейчас на него наговаривает! — тут же зачастил за дверью Нюнин голосок. — А небось всегда: «Ехвимочка, деточка, дай конхветочку!» Сколько он ее конфетами перекормил — это ужас! А теперь цветка пожалела!
По утончившемуся голосу Нюни было похоже, что она вот-вот разревется.
— Ты уж молчи, Ехвимкин хвостик! — рассердилась Тихая. — Лучше б уроки учила, чем за мальчишкой бегать!
— Вы переходите границы! — вмешался третий, Матильды Васильевны, голос. — Я… возражаю!
Глава 3 Дверь была заперта
— Товарищи соседи, я вас опрошу после! — сказал Людвиг Иванович и обратился к Фиминой маме: — После того, как вы поссорились с Фимой, ты сразу его заперла? — Да… Нет! Он попросился в туалет — ты же знаешь, у нас туалет во дворе, — и я его выпустила, а сама побежала выключить суп на кухне. Потом Фимка вернулся, и я заперла его. — Кроме туалета, он куда-нибудь заходил? — Нет… Не знаю, — ответила Фимина мама. — Может быть, знает кто-нибудь из соседей? — обратился в приоткрытую дверь Людвиг Иванович. — Спросите Нюнькиных шпиёнок! — проворчала Тихая. — Не понимаю, — честно признался Людвиг Иванович. — Спросите у Нюнькиных куклей — они за Ехвимкой шпиёнють! — Неправда! — вскричала девочка. — Анюня, — мягко сказал Людвиг Иванович. — Помоги нам найти Фиму. Скажи, может быть, ты видела: когда Фима выходил из дому этим утром, он ни с кем не говорил? — Ни с кем! — буркнула Нюня. — А может, он выходил на улицу? Нюня отрицательно покачала головой. — Ну, может быть, задержался на веранде, во дворе? — Не знаю, — угрюмо ответила девочка. — Неправда, — мягко возразил Людвиг Иванович. — Ты хорошо знаешь, что он ни с кем во дворе не говорил — так ведь ты сказала? Ты знаешь также, что Фима не выходил со двора. А вот делал ли он что-нибудь во дворе или в саду — вдруг не знаешь. Нахмурившись, девочка молчала. Людвиг Иванович отвернулся от Нюни и обратился к Ольге Сергеевне: — Так что было дальше? — Фима вернулся из туалета. Я его заперла, и больше он не выходил. — Ты не отпирала дверь? Не смотрела, что он делает? — Не смотрела. Он там двигался, чем-то шуршал, звякал. Но я решила выдержать характер и не входить к нему… Ольга Сергеевна закусила губу и замолчала на минуту. Людвиг Иванович с порога внимательно осматривал Фимкину комнату. Справа от двери стоял большой платяной шкаф — старый, дубовый, с мутным зеркалом. У следующей стены Фимкина узкая кровать, застеленная по-солдатски, под ней — никаких чемоданов. У окна — письменный стол. У левой стены — этажерка. Вот и все. Кроме шкафа, здесь некуда было спрятаться. Людвиг Иванович сделал несколько снимков и повернулся к Фиминой маме, которая, справившись с собой, заканчивала рассказ: — Я убрала комнату, села читать, а сама все слушала. Стало тихо. Думаю, может, он заснул с горя. И все пыталась понять, права я или нет. Честное слово, Фимка неплохой. Во всяком случае, был до этого лета. Он всегда хорошо учился. Много читал. И не какие-нибудь там развлекательные книжки, а все про животных. И помогал он мне, и гимнастикой занимался. Ну, вот роста он маленького, но врачи говорят, это пройдет. Может, он из-за роста переживал? Я даже точно знаю, что переживал. Все говорил: «Мама, ты забываешь покупать мне лечебные таблетки». Ему выписывали гормон роста. Я, наверное, не по делу говорю. Просто я к тому, что если он что в этом году и делал не так, — Ольга Сергеевна выразительно посмотрела на дверь, за которой, не входя, но и не прикрывая ее совсем, стояли бабушка Тихая, Матильда Васильевна и Нюня, — то, может, потому, что переживал из-за своего роста… Так вот, сидела я над книгой, размышляла обо всем этом, а потом у него стало тихо; я подумала заснул, ну, вообще забеспокоилась как-то. Думаю, надо бы поговорить по-человечески. Открыла… ключом… смотрю… он на крючок изнутри… заперся. «Фима, говорю, это еще что? Открывай!» Молчит. Я дернула дверь, крючок… соскочил, распахнула… а… Фимки нет… — Спокойно… спокойно… Значит, вы закрывали дверь на ключ? От сосредоточенности на своих мыслях Людвиг Иванович в первый раз в своей жизни назвал Фимину маму на «вы». Она даже не поняла и переспросила: — Кто, я? Закрыла ли на ключ? Ну да, вот на этот самый. — Постой, постой, — сказал Людвиг Иванович, — руками не бери! — Он взял ключ пинцетом и осмотрел его в лупу. — Где лежал у тебя ключ, когда ты закрыла Ефима? — Нигде не лежал — он торчал в двери. — Ты не ошибаешься? — Да нет, какая уж тут ошибка! Я читала, а сама все глядела на этот ключ. — Ключ… ну, как бы сам собой, не колебался, не поворачивался?- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (39) »