нему смерть: разве это должен быть я, а не он? Неужели на этом всё? Неужели пора?

Табас отвернулся, пытаясь прийти в себя. В глазах было темно, тело, претерпевшее за последнее время слишком много издевательств, скулило и стонало от боли. Невидящими глазами наёмник смотрел вверх, туда, где в сплошном зелёном покрывале листьев зияла брешь, демонстрировавшая застеклённый потолок оранжереи, а за ним — невообразимо огромный красно-коричневый Кронос.

Северное полушарие планеты расцветало ослепительно яркими бутонами белого огня. Каждая такая вспышка разгоняла редкие облака концентрическими кругами, как воду от брошенного камня. И к каждому такому цветку тянулся тонкий инверсионный след. С севера — на юг, с юга — на север, как будто планету кто-то грубо сшил белыми нитками.

Коричневые проплешины пустынь и жёлтые степи, зелёные кляксы лесов и нити рек — всё это исчезало, растворялось. Взрывные волны, вслед за которыми следовал нестерпимый жар, уродовали ландшафт, выжигали леса, высушивали водоёмы, и из всего планетарного многоцветья оставляли лишь два цвета — алое пламя и серую радиоактивную пыль.

Табас лежал и смотрел, как гибнет его мир, но смотрел безучастно, как кино. Воспоминания о доме, боль потери, горечь, досада — все эмоции исчезли, сожжённые им самим в попытке получить хоть немного сил, и теперь сменились полным равнодушием.

Глядя на разыгрывавшуюся перед его глазами колоссальную катастрофу, юноша не чувствовал практически ничего, кроме одиночества.

Он всей кожей ощущал холод безжизненного космоса. Мёртвый лёд и камень, абсолютная пустота, протянувшаяся на тысячи световых лет во все стороны, и посреди всего этого он. Единственное живое существо.

Единственное, в чьей власти снова подарить жизнь погибшей планете.

И в этот самый момент, возможно, из-за недостатка кислорода в мозгу, в голове Табаса появилась странная мысль. Наёмник прокручивал её так и эдак, осматривал с разных сторон, пробовал на зуб — настолько удивительной она была.

Может, он сошёл с ума, как Айтер.

Но если сделать одно небольшое допущение, то всё становилось на свои места и обретало смысл.

Может, всё действительно было не случайно, и в какой-то момент судьба подхватила его и повела по заранее приготовленному маршруту.

Но повела не за руку, тщательно уберегая от неприятностей, наоборот, погнала по самой грязной и мерзкой дороге, стараясь, чтобы подопечный собрал как можно больше ссадин, синяков и шишек, пережил как можно больше болезней и выработал к ним стойкий иммунитет. Сделал вещи, которые больше всего ненавидел, и стал тем самым монстром, которым никогда стать бы не хотел, чтобы по-настоящему понять две стороны.

Всё, что он пережил, казалось теперь одним большим уроком, который он должен был усвоить перед тем, как начать строить новый мир.

Не идеальный мир Айтера: Ибар, человек, от которого он ждал бы человечности в последнюю очередь, сумел убедительно доказать, что любые идеалы ложны и без должной подпитки кровью очень быстро чахнут.

И не психопатично-жестокий мир Ибара, где нечего защищать и всё равно, чью кровь проливать.

У Табаса возникло своё видение. Мнения Айтера и Ибара столкнулись у него в голове, расщепились со взрывом, и то, что осталось — самое прочное и огнеупорное — слилось воедино в причудливой смеси мыслей, взглядов и образов.

Он не знал, каким должен был стать новый мир, но зато знал, каким он быть не должен ни при каких условиях.

Теперь ему предстояло стать богом.

И почему-то казалось, что у него всё получится.

Москва, декабрь 2015 г.

Другие работы автора тут: vk.com/tovarish_siloch