микрофон:

— Р.Д.П. Р.Д.П. Мальчик на льдине!.. Уносит в море…

Позывные несутся через море. Сквозь пургу, поверх льдин и торосов бегут радиоволны, и далеко летит голос радиста:

— Мальчик на льдине!.. Уносит в море…

Улеглась пурга.

Сармико у кромки льдины всматривается вдаль.

Перед ним огромное водное пространство, и где-то там, на горизонте, причудливо вырисовываются айсберги.

Больше ничего не видно мальчику. Он один с Нынкаем на льдине, которую уносит все дальше и дальше в море.

5. Говорит полярный радиоцентр

Печальный сидит старый Яхтыргын у порога радиорубки.

— Человек не может спорить с морем, — говорит он.

— Нет, может! — решительно возражает Лена. — Правда, ведь может? Папа, скажи ему.

Девочка прижалась к отцу.

Радист молча сидит с наушниками у аппарата. Но вот он включает репродуктор и говорит старику:

— Слушай, Яхтыргын.

И Яхтыргын слышит голос из репродуктора:

— Алло! Алло! Говорит полярный радиоцентр. Говорит полярный радиоцентр…

Опять плывут в эфире радиоволны.

Высоко на горе заполярный город и здание радиоцентра с высокой радиомачтой. Голос диктора становится все ближе, все громче:

— Поручено обследовать самолету… Дано указание летчику…

И вот в ночном небе появился самолет. Летчик вылетел спасать Сармико.

Яхтыргын верит диктору: радио всегда говорило ему правду.

И Леночка, радостная, ласковая, утешает старика:

— Дедушка, ты слышал? Спасут его! Спасут Сармико!

Поднял голову старик.

— Сильный стал человек… Очень сильный! — с надеждой говорит Яхтыргын.

6. Умка на льдине

Догорают нарты. У костра сидят, тесно прижавшись друг к другу Сармико и Нынкай. Отблески огня освещают страницы книги, которую держит в руках Сармико.

— Лена мне книгу везла, — говорит он грустно. — Хороший товарищ Лена.

Сармико перевернул страницу. Смотрит картинку. На ней изобрз жены Красная площадь и Спасская башня.

— Москва… — восхищенно говорит Сармико.

А нарты догорают. Скоро нечем будет согреться мальчику и собаке.

Вспыхнул язычок пламени. Еще раз… еще…

— Худо, Нынкай? Холодно, а?

И вдруг Нынкай вскочил и глухо зарычал. Шерсть встала дыбом.

Прямо на них идет умка — белый полярный медведь. Он вытянул шею, принюхивается.

Сармико вскочил, схватил ружье, целится в медведя.

Нынкай тоже решил сражаться. Он бросился с лаем вперед, но- испугался, поджал хвост и отступил, рыча и повизгивая.

Огромный свирепый зверь встал на задние лапы и пошел на мальчика. Сармико не успел выстрелить и отскочил в сторону. Ружье оказалось в лапах медведя.

Умка яростно грызет ствол ружья. Нынкай в страхе прижался к ногам хозяина.

И в этот момент раздался шум самолета. Вот уже виден самолет, он приближается, снижаясь. На крыльях его горят огни.

Умка испугался непонятного шума. Он бросил ружье и, опустившись на все четыре лапы, переваливаясь, удирает.

Вот тут Нынкай расхрабрился. С громким лаем он бросился за медведем. Но умка уже в воде, уплывает. Нынкай рявкнул в последний раз. Умка далеко.

Сармико забыл о медведе. Он смотрит вслед улетевшему самолету.

— Ведь он нас искал, самолет! — говорит Сармико и вдруг бежит

на самый высокий торос, кричит и машет руками:

— Э-э-э! Я зде-е-сь!..

Но разве услышит его летчик? Гул самолета затихает над ледяными просторами моря. Сгущается темнота… Наступает ночь. Мерцают звезды. Мальчик и собака все еще смотрят в небо, туда, где только что летел самолет.

7. Ночь

Лена не спит. Она сидит на постели, и тень от ее маленькой

фигурки падает на коврик, висящий над кроватью.

— Пора спать, Леночка, — говорит отец.

— Нет, папа, я не могу… — и сидит, поджав ноги, грустная, неподвижная: она ждет, когда летчик спасет ее друга Сармико.

А на льдине, прижавшись друг к другу, Сармико и Нынкай.

Ночь. По небу ходят огни полярного сияния. Сходятся и расходятся, меняя цвета, сполохи… Мальчик задремал. Нынкай ткнул его носом. Сармико бормочет:

— Не спи, не спи, Нынкай… нельзя спать… замерзнем… Встряхнулся, гладит собаку и говорит:

— Замерзнешь — умрешь. А умрешь — ничего больше не увидишь. — И смотрит в небо, где играют сполохи.

— Мне много видеть надо. Мне Москву видеть надо.

Сквозь дремоту видит Сармико, как в огнях полярного сияния вырастает сказочно прекрасный город. Он видит зубчатые стены и звезды на башнях.

— Москва… — говорит Сармико. — Держись, Сармико… Держись… Но… засыпает. Исчезли сполохи. Исчез прекрасный город. Сармико спит. Нынкай прижался к нему всем своим мохнатым

телом и тоже спит.

8. Посылка

Взошло солнце. Все окрасилось розовой дымкой. Летают чайки.

Освещенные солнцем медленно движутся ледяные поля.

Под огромным торосом, прижавшись друг к другу, спят мальчик и собака.

Измученный мальчик не слышит, как приближается, растет гул самолета. Нынкай с трудом шевелит ушами, с трудом поднимает голову.

По льдине пробегает тень самолета.

Испугавшись тени, Нынкай вскочил, заметался.

А Сармико ничего не слышит.

Самолет делает круг и пролетает низко над льдиной.

Какой-то предмет отделился от самолета, падает вниз. Ниже… ниже… Это тюк, сброшенный летчиком с самолета. Ударившись об острую вершину тороса, тюк распоролся. Из прорехи падают на лед консервные банки, лопата, лом, какие-то свертки. Это пришла помощь. А Сармико не знает. Измученный, голодный, он крепко спит внизу у тороса.

Зато Нынкай, радостно помахивая хвостом, обнюхивает все эти замечательные вещи, такие знакомые, домашние…

Вот Нынкай увидел чайник, обнюхал его, потрогал лапой и, схватив зубами за ручку, поволок к хозяину.

Гремя чайником, с гордым видом приближается пес к спящему мальчику.

Сармико открывает глаза. Видит Нынкая и чайник.

— Нынкай! Где взял? — говорит он, еще не понимая хорошенько, что случилось.

Нынкай, бросив чайник, бежит с лаем туда, где лежит драгоценная посылка. Он оглядывается на бегу и будто говорит: «Пойдем, посмотри, что я нашел!»

Собрав последние силы, Сармико тащится вслед за Нынкаем.

С радостным визгом носится Нынкай вокруг вещей. И Сармико наконец понял. Он бросается к посылке, ищет и находит письмо.

«Сармико, сделай посадочную площадку. Сто шагов длины, тридцать ширины. — читает вслух мальчик. А пес внимательно слушает, как будто что-то понимает.

…Зажги огни на площадке. Я сниму тебя.

Дядя Степа».

Слова друга — вот