однако, не произошло, мы закончили наши занятия, исчерпав все предметы, и часа в два разошлись, условившись собраться на другой день опять-таки у Брамсона и поступить сообразно обстоятельствам.
На другой день я вышел из дому часов в десять, далекий от мысли, что я больше не переступлю его порога – ни в 1917 году, ни, вероятно, в 1918 году…
По дороге к Брамсону я прочел декрет, ставящий партию к.-д. вне закона и предписывающий арест ее руководителей. Придя к Брамсону, я был встречен оживленными приветствиями: все думали, что я арестован.
В тот же день, под влиянием настойчивых советов близких мне лиц, я решил уехать в Крым, где моя семья находилась уже с половины ноября, воспользовавшись гостеприимством графини С. В. Паниной. По неве-роятной случайности мне удалось без труда получить в конторе спальных вагонов билет I класса и место до Симферополя. Не возвращаясь домой и отдав по телефону все нужные распоряжения, я вечером выехал, взяв только самые необходимые вещи. В воскресенье 3 декабря я благополучно добрался до Гаспры. Здесь я провел всю зиму, весну и часть лета безвыездно, – пережил большевистский захват Крыма, потом немецкое нашествие. 7 июня я уехал в Киев, намереваясь пробраться в Петербург.
Это, однако, мне не удалось, 22 июля я вернулся в Гаспру, после пяти с половиной довольно мучи-тельных недель, проведенных в Киеве. Заканчиваю эту часть своих записок 25 сентября (8 октября), когда только что получены известия о колоссальной важности событиях в Германии и Болгарии…