хоть никто не бросился успокаивать — видимо слезы приняли за капли воды с волос. Как ей удалось дойти до подъезда — один бог знает. В почтовый ящик заглянула на автомате — два письма в сумочку, потом, все потом… По лестнице вверх, цепляясь за перила, с третьей попытки открыла дверь, швырнула туфли в беззащитную стену — и ничком на постель, рыдать дальше. Маргарита Сергеевна и не заметила, как уснула от слез.

… Одна по черной лестнице, ни огня кругом, и плачет ребенок… Протяжно, надрывно, горько. Пусть прекратит кричать, не могу, не могу, замолчи!.. Умолкни, холера! — Маргарита Сергеевна скинула на пол голодную кошку, потянулась сладко — во все роскошное — до сих пор! — тело и проснулась. Было два часа дня, глаза опухли, рука затекла, но жизнь кажется стала налаживаться. Уехал. Да больно, да страшно, но не век же ему со мной маяться. А в квартире гадюшник — хуже чем у Алены (лучшей подруги-художницы, редкостной, надо сказать, неряхи). В душ, кофе — и вперед! К пяти часам квартира стала походить на прежнее уютное гнездышко. Посуда блестела, парадные чашки вернулись в сервант, полы были пропылесосены и даже злодейка-кошка прощена, накормлена и обласкана. Маргарита Сергеевна позволила себе расслабиться и выкурить сигаретку бросив курить лет десять назад, она до сих пор иногда позволяла себе насладиться тонкими коричневыми пахитосками «MORE» — не табаку ради, но забавы для. Вспомнив про письма, достала конверты, открыла первый — и ей стало хорошо. Совсем. Ну, почти совсем… К счастью дочка не залетела — но несчастная страсть к местному донжуану привела ее в состояние несовместимое с пребыванием на даче, о чем (если конкретнее, о возвращении в родные пенаты не позже, чем в воскресенье, то есть сегодня) любимое чадо имело сообщить в трагическом тоне. Прелестно, просто прелестно. Холодильник пустой, ребенок с разбитым сердцем и последняя неделя отпуска к чертям собачьим. Что у нас дальше? Второе письмо было от Лидки из Израиля — как всегда никто не любит, денег нет, жара страшная, сыночек выезжает… Ой, мать моя балерина! Маргарита Сергеевна действительно согласилась проследить за выходками семнадцатилетнего оболтуса, вскормленного молоком и медом земли обетованной из худенького мальчика со скрипкой в двухметровую орясину, но сочетание пылкого еврейского юноши и девочки с разбитым сердцем на территории одной квартиры — лучше спать на мине с часовым механизмом! Хотя… Подождут пару лет — глядишь и поженятся… Поженятся… Телефон. Междугородный. Муж Маргариты Сергеевны, относительно известный музыкант, оставил ее десять лет назад ради молоденькой пианистки, через год разочаровался и эмигрировал в Америку. И все бы хорошо, но бывшая жена по прошествии времени стала казаться ему ангелом небесным… За последний год он гостил в доме трижды, изображая с каждым разом все более серьезные намерения. В последний его визит, перебрав мартини, она умудрилась снова с ним переспать и что делать дальше не представляла ну абсолютно. — Алло? Слушаю. Да, здорова. Все в порядке, сегодня вернется с дачи. Конечно. Что?! Ты всегда был ненормальным. Какой Париж? Про каких таких заек? Ладно, не трать деньги, поговорим по приезде. Маргарита Сергеевна аккуратно положила трубку, подошла к холодильнику, аккуратно налила себе коньяка из заветной бутылочки, аккуратно выпила, сплюнула и… все таки вздохнула — она была интеллигентной женщиной. Значит, явится ночью, билеты на завтра, поездка на пять дней — как раз до конца отпуска. А Ромео с Джульеттой, выходит, здесь одни остаются. Ну, муженек, ну сюрприз подготовил. Правда Париж… Мечта детства с розовыми оборочками. Рю де ла Пэ, Монмартр, кладбище Сен-Жермен… Знаменитый блошиный рынок — там же можно одеться за гроши, причем так, что до конца дней все соседки завидовать будут. Нет, это просто сказка — так не бывает. Кстати — шесть часов, на рынок уже не успею. Ближний гастроном не работает, значит бежать к метро — в доме хоть шаром покати! Замуж я за него второй раз все равно не выйду — пусть хоть в Африку повезет. А каблук на туфельке все-таки не выдержал… Ладно, дорогая, авоську в зубы и за едой!

В половину восьмого Маргарита Сергеевна сидела на кухне, на любимом диванчике, с наслаждением вытянув ноги. Холодильник грел сердце — роскошная парная телятина; свежие кабачки; аккуратненькие баклажаны, сияющие сиреневыми боками; груда зелени всех сортов; толстые помидоры «Бычье сердце» — кстати о — как там сейчас Андрюша — небось и думать о мне забыл, и мы так же будем, дорогая; ароматная клубника — ягодка к ягодке — повезло перехватить дачную у метрошной бабуси… В нижнем ящике, стадом розовых поросят толпилась картошка, шкурка — просвечивает — как же вкусно будет; ровненькие морковки сгрудились вокруг кочана капусты — молод еще для жарки, но в салатик сойдет. В морозилке стыла бутылка мартини — бывший муж заслужил поощрения… Изящным цветком на поле крахмальной скатерти, в фарфоровой чашечке — тоненькой, хрупкой, с портретом императрицы на донышке, — дымился кофе. На блюдечке рядом отдыхало пирожное — крохотная корзиночка с настоящим сливочным кремом — всего в трех местах на всю Москву умеют делать правильный крем, и одно из них как раз рядом с домом. Под торшером лежала «Джен Эйр» — в минуты душевной благости Маргарита Сергеевна обожала перечитывать этот душещипательный роман, хотя скорее бы вышла на улицу голой, чем позволила поймать себя на этой слабинке — она утверждала, что читает только серьезную литературу, в угоду дочке вгрызалась в Пелевина, и жестоко клеймила «пожирательниц сериалов«…А не выкурить ли вторую сигаретку — я ее заработала. Или Монтана поставить… Неужели завтра ночью, в это же время я буду сидеть на парижском бульваре смотреть на каштаны — как жаль, что они отцвели, слушать какого-нибудь шансонье… Нет, я все-таки счастливая женщина. И жизнь хороша, хороша вполне… А вот и доча. Не трезвонь так, сейчас открою!!!

Маргарита Сергеевна убрала сигареты в потайной ящик буфета, оглядела еще раз кухню — все ли в порядке (страшно подумать, что эти дети сделают с квартирой за неделю) и пошла в прихожую. Открыла дверь, потом глаза, потом рот. Да, именно так. В проходе стоял Андрей, взлохмаченный, вымокший и счастливый. Как полагается в сказке, с розами. — Рита, любимая! Прости, только сегодня, сидя в поезде, я понял, что не могу без тебя жить. Вспомнил твои глаза, твои слезы — и выбрал. Выскочил из поезда на полустанке, бросил вещи в вагоне, отбил телеграмму жене, вернулся — и вот я здесь. Выходи за меня замуж, Рита. — Не поняла? — Рита, красавица, милая, фея моя! Не думай ни о чем — я люблю тебя. Поженимся и будем счастливы вместе. И дочку