только миг, больной и краткий, а смысл ее — под крышкой гроба…»

Страстный жизнепоклонник, Горький активно протестует против любых форм насилия над личностью, и в первую очередь против таких, что ведут к гибели человека. В этом пафос цикла его статей «Несвоевременные мысли», опубликованных в 1917–1918 годах в газете «Новая жизнь», в которых он полемизирует с захватившими власть большевиками, выступает в защиту великих ценностей отечественной культуры.

С годами, уже как художник-философ, умудренный громадным жизненным опытом, он невольно все чаще задумывался о тайне небытия. Нет, он не боялся смерти — ни естественной, ни насильственной. Без всякого самолюбования признавался близким: «Страха я не знал никогда».

Не испытал он страха даже в момент покушения на него в родном Нижнем… В конце 1903 года анонимным письмом некто предложил встретиться на волжском откосе. Там к Горькому подошел неизвестный и, удостоверившись, что перед ним тот, кто нужен, ударил его ножом в грудь. Слава Богу, нож наткнулся на каповый портсигар. Но удар был такой силы, что свалил Горького на колени. После непродолжительной схватки писатель сбросил незадачливого террориста с откоса вниз…

В письме Пятницкому он недвусмысленно давал понять, что к покушению самое прямое касательство имеет полиция, с которой его как революционера связывают «совершенно определенные отношения». Потом он не любил вспоминать этот случай. А ведь жизнь его вновь (и опять на высоком берегу реки) висела на волоске: ежели б удар наймита был чуточку поточнее, чем его собственный выстрел, и нож не попал в портсигар… Как говаривал Джек Лондон, нет Бога, кроме случая…

Так что — еще раз — дело не в боязни смерти. Просто срок бытия на Земле несправедливо мал…

Значительно позже, в 30-е годы, Горький беседовал о проблемах жизни и смерти с профессором Н. Бурденко, интересовался возможностями медицины в области продления жизни, говорил о необходимости создания «биологической философии человека». Зависимость физического здоровья человека от состояния его духа для него была очевидна: «Врач должен уметь оздоровить больную, часто патологическую психологию пациента. В этом залог успеха врача в борьбе с болезнью, которая должна уступить место здоровью, норме».

Эта проблема волновала его всегда, но особенно — в последние годы. Ведь в самом деле, не мог же он беспристрастно взирать на то, что происходило вокруг, оставаться бодрым, когда одолевают сомнения и посещают безрадостные мысли. Где уж тут взяться здоровому духу.

Здоровье уходило. Оставались тысячи дел, сотни взятых на себя обязательств. Справляться с ними Горькому помогал жадный интерес к жизни. Когда последняя болезнь все-таки приковала его к постели, он продолжал читать, думать. И с отстраненным любопытством наблюдать за собой — за тем, как уходит жизнь из тела. Не просто наблюдал — пытался слабеющей рукой записывать свои ощущения: «Вещи тяжелеют книги карандаш стакан и все кажется меньше чем было… Крайне сложное ощущение. Сопрягаются два процесса: вялость нервной жизни — как будто клетки нервов гаснут — покрываются пеплом и все мысли сереют.

В то же время — бурный натиск желания говорить, … чувствую что говорю бессвязно хотя фразы еще осмысленны…»

Натиск желания говорить — сообщать другим о том, что происходит с тобой, о процессах, которые, возможно, будут интересны для науки… А может, еще удастся встать со смертного одра и доосмыслить тот диалог со Смертью, в который довелось вступить самому?..

Певец активного противостояния человека природе, он старался вырвать у нее тайну старения, отодвинуть подальше, насколько можно, неизбежный финал… По его инициативе был даже создан Всесоюзный институт экспериментальной медицины (превратившийся позднее в Академию медицинских наук).

Увы, дела в стране вовсе не были нацелены на то, чтоб сберегать и продлевать жизнь. Временами казалось — напротив — на то, чтоб сокращать ее.

В нормальное воображение абсолютно не укладывается то, что станет известно годы и годы спустя. Власть санкционировала плановое уничтожение людей (под видом борьбы с враждебными элементами) во всех регионах страны согласно так называемым расстрельным спискам. Наиболее ретивые администраторы на местах порой «с целью лишить жизни» даже просили верхи увеличивать «плановые задания».

Страну охватывала атмосфера всеобщего страха…

Впрочем, и к нему в самые последние годы подступало порой на мгновение леденящее сердце ощущение какой-то опасности… Отгонял прочь эти мысли. А они возвращались вновь…

И вот — его собственная смерть 18 июня 1936 года.

Она сразу породила свидетельства разной степени достоверности, всевозможные толки, догадки.

Поскольку наступила смерть во время болезни, некоторые утверждают: ничего таинственного нет, просто организм исчерпал свои жизненные ресурсы, болезни давно подтачивали здоровье писателя. Отсюда и неизбежный финал: смерть естественная.

Другие говорят: да, смерть пришла во время болезни, но стала ли болезнь единственной причиной ухода? Уж слишком много обнаружено фактов и событий, крайне отягчавших горьковскую жизнь в последние полтора-два года, включая в первую очередь совершенно неожиданную смерть сына Максима. Сразу после 18 июня современники заговорили об отравлении Горького властью.

И наконец, третьи — люди, специально исследовавшие эту проблему. Подавляющее большинство из них убежденно заявляет: «Факт убийства Горького можно считать непреложно установленным».

Кто же прав?

Для того чтобы найти ответ, надо пройти вслед за Горьким путь, которым он прошел после Октября.

И последнее. Смерть приходит сама. Убийство совершает кто-то. Третью точку зрения нельзя считать обоснованной до конца, пока не названо конкретное лицо, вмешавшееся в ход событий…

Обо всем этом, читатель, нам и предстоит большой и трудный разговор.

ГЛАВА II Лагерь особого назначения… Почему?

Летом 1929 года, во время второго приезда в Советский Союз, Горький посетил Соловецкие острова. Здесь находился лагерь, названный — не без элемента странной для подобных учреждений игривости — СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения). А в том, что игривость действительно имела место, убеждает изображение настоящего слона на лагерной печати.

Впрочем, уголовники казенному юмору противопоставляли свой, встречный. Они расшифровывали СЛОН как «смерть легавым от ножа»…

Обстоятельства, вызвавшие приезд Горького на острова, были таковы. Незадолго перед этим в Англии вышла книга «На