пылкие сердца.

– Ну, хоть что-то ты понял, – с удовлетворением отметила мулатка.

– Выход один. Побег! – сжал кулак Румб. – Мы бросим на стены наших лучших людей! Мы нейтрализуем охрану! Мы сотрём с лица земли это узилище духа и тела!

– Угомонись, дорогой. Угомонись, – в голосе Эльгары зазвучал металл.

Революционер вроде бы внешне сдулся, но в глазах его продолжало гореть неистребимое упрямство.

– Побег? – она хохотнула. – Да мы не использовали ещё и половины возможностей. У нас очень тяжёлая, до полной неподвижности, правовая система. Но при сноровке и правильном приложении сил её можно сдвинуть.

Эти её слова меня насторожили. Что-то в них было очень знакомое. И это что-то подтверждало мои давние подозрения… Ладно, всё это по боку, с деталями будем разбираться потом. А сейчас надо решать задачу, которая никак не решалась, а с каждым нашим шагом всё осложнялась.

– Румб, – почти ласково произнесла Эльгара. – Ты же не только горлопан и драчун, готовый штурмовать тюрьмы. Ты великолепный юрист. Твоя идея с аукционом почти сработала. Так давай сооружать новый план. У тебя же есть идеи?

– Ну, – он замялся, потом с видом человека, которого вернули из пламени и отчаянья неравной борьбы на серую обыденную землю, скучающе произнёс: – Есть один вариант. Но он обойдётся дорого.

– Если дорого – это деньги, то пусть они вас не волнуют, почтенный Румб, – поклонился Абдулкарим.

– Нужно много денег, – скривился Румб. – И опять идти по административным кругам.

Из его объяснений выходило, что нужно всего лишь подправить немного протокол судебного заседания, внести одну лишнюю запятую в судебное решение и принять изменения в Закон о судебном процедурном статусе. Тогда не понадобятся на одной бумаге подписи ненавидящих друг друга Генерального прокурора и Верховного судьи. Всего-то сотворить небольшой должностной подлог. И устроить небольшую законодательную диверсию. И всё будет решено тихо, кулуарно.

– Как мы уговорим этого барана судью, который не видит большей радости, чем сделать нам гадость, поправить его решение? – спросил я.

– За Рукомуком Хитросплетённым стоит его политический клан, прикупивший ему должность, – заявила Эльгара. – И этот клан не прочь вернуть вложения с процентами. Тем более если отпадёт главное препятствие – согласие с Генеральной прокуратурой.

– Ха, посмотрим, как запоёт мистер Прецедент, – потёр руки Абдулкарим.

– И как нам выходить на эти кланы? – спросил я. – Как договариваться?

– Я не знаю, – пожал плечами Румб. – Моя только идея.

– Я устрою эти встречи, – сказала мулатка. – Только Румб, дорогой мой, попытайся унять своих собратьев по борьбе. Они могут испортить нам всю операцию.

– Это не в моих силах, – возразил Румб. – Народная стихия бурлит. Революция грядёт. А ты – унять!

– Грабежи и погромы грядут, – резонно заметила мулатка. – И бронеходы на улицах. Вот до чего вы доведёте.

– Это стихия, Эльгара! И мы лишь щепки в её потоке!..

В следующие дни Эльгара принялась за дело с похвальным энтузиазмом. И мы быстро освоили новую игру – как скрыться от слежки.

Контрразведка продолжала добросовестно отслеживать все наши контакты. А мы учились отрываться от них. Проскальзывали через служебные выходы в торговых центрах, опускались в подземные коммуникации, выпрыгивали из вагонов метро и улетали на вертолётах.

И встречались, встречались, встречались. В замках, на корабле, на свиноферме, в трущобных кварталах и в фешенебельных квартирах. В сопровождении Эльгары или без неё мы общались с мелкими посредниками, которых Абдулкарим, начитавшись «Банды Бешеного», ласково называл шнырями, и с настоящими боссами – немногословными и весомыми. И говорили, говорили, говорили. Убеждали, предлагали, витийствовали.

Удивительно, но в итоге основные моменты грядущих соглашений были утрясены и с представителями Парламента, и с кланами. И тогда начался торг.

Абдулкарим торговался отчаянно, за каждую крупицу золота. Мне это виделось бессмысленной тратой сил, поскольку золото для нас не стоило ничего, но мой друг получал от этого истинное удовольствие, и у меня рука не поднималась лишить его этой радости. Кроме того, он был где-то прав – слишком быстрые уступки провоцируют нравственно неразвитых особей на то, чтобы затянуть решение дела и выбить как можно больше преференций.

Удивительно, но через несколько дней этот безумный марафон подходил к концу. Практически всё было обговорено. И мы увидели, наконец, свет в конце тоннеля. Только Румб портил настроение, когда на встречах в заброшенном соборе заунывно вещал:

– Не верю! Они расисты и угнетатели трудового народа! Они обманут!

Между тем оставался последний штришок – передать золото и получить все необходимые подписи. А дальше – Тим будет официально оправдан.

«Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут и свобода

Вас примет радостно у входа».

Я с выражением процитировал эти стихи, и Абдулкарим осведомился:

– Омар Хайям?

– Пушкин!

– Ах, да. Пушкин. Негр. Что ж, в тему…

Мы были почти в состоянии эйфории. Именно в таком состоянии хуже всего шлёпаться на грешную землю.

В городе все-таки вспыхнуло массовое восстание. И улицы утонули в огне.

На связь с нами по рации вышла Эльгара. Даже через скрежет эфира чувствовалась, что она метает громы и молнии и зла, как фурия.

– Партнёры объявили нам, что все договорённости аннулированы! – огорошила она.

– Что?! – у меня сжало сердце холодной рукой.

– Эти мокрицы, эти гадские жабы проквакали, что не могут выступать в защиту врага государства!

– Тима?

– Именно! Ведь половина идиотов, что скачут с зажигательными бутылками по улицам, одеты в майки с лицом Тима! Он стал символом погромов!.. Ох, я убью Румба. Вот только увижу его.

– А где он?

– Тоже скачет по улицам! Червяк!

– И что нам теперь делать?

– Ничего! Ждать. Ждать! Ждать!!!

* * *

Вот если себе представить такой хитрый коктейль с некоторыми аппетитными ингредиентами. В нём щедро намешаны исторические обиды, социальное и имущественное неравенство, нищета, невежество и необразованность, трущобное воспитание, непроходимая тупость ряда особей, кто идёт, куда скажут, и ломают всё, на что укажут. Ну а ещё желание пограбить награбленное, выплеснуть озлобление, мстить за несправедливость несправедливостью, а чаще всего – просто куда-то двигаться и что-то делать под воздействием пустынной колючки или разведённого спирта. Также в этом коктейле плавают вишенки в виде смутного стремления к светлому будущему, где будет равенство для всех и вся, кроме чернокожих и их приспешников. И в нём же долька лимона в виде старой доброй жажды разрушения, огня, дыма и