телевизором и ворчал о том о сем. Для Дэлайлы он был неодушевленным предметом в костюме ее отца: с тех пор как она приехала домой, у нее было чувство, что она все равно не узнала бы его лучше, проведи она эти шесть лет здесь.

Хотя Дэлайла жаждала иметь брата, этого так и не случилось, поэтому ей пришлось довольствоваться ее другом и таким же единственным ребенком в семье Давалом Редди, чьи родители были настолько навязчиво заботливыми, насколько ее собственные – безразличными. Но в то время как Давал громко заявлял о себе в своей буйной манере на фоне тихих и набожных домочадцев, причудливые идеи Дэлайлы были незаметными: у нее были бесчисленные сотни рисунков отрубленных голов, жестко держащих еще бьющееся сердце кулаков и темных бесконечных тоннелей, которые спрятаны под неплотно лежащими паркетными досками в ее шкафу.

Такое же темное очарование тянуло ее и к Гэвину Тимоти.

Когда ее одержимость только зародилась, с ней рядом был Давал. Им было по девять, и они пришли в кино на «Уоллес и Громит: Проклятие Кролика-Оборотня». Дэлайла настояла, чтобы потом они пробрались на «Труп Невесты» и заставила остаться на двух следующих друг за другом сеансах. Ее жизнь в радиусе пары квадратных километров вокруг Мортона ощущалась незначительной и простоватой, угнетающе обыденной. И мысль, что может существовать другой мир – не блеклый, скучный или безопасный – была словно песнь сирены.

На следующий день в школе Дэлайла впервые как следует заметила Гэвина. Он был высоким и сутулым, а волосы темные и такие лохматые, что закрывали почти все лицо, – по крайней мере, пока мисс Клермонт не заправила их ему за ухо. Его глаза уже тогда были обрамлены черными ресницами, густыми снизу и длинными сверху. На щеках у него не было румянца, но губы были кроваво-красными; руки настолько длинные и тощие, что казалось, будто сделаны из веревок.

Гэвин всегда был ее одноклассником, но до того дня она толком не обращала на него внимания. Не видела, насколько он другой – как будто вышел из того вчерашнего фильма и освоил способность раствориться в толпе.

Она достигла максимума в своей странной и навязчивой увлеченности – после того как наблюдала за ним два года и после того как осмелилась пригласить его на танец в школе. Но во время перемены, вместо того чтобы, как всегда, найти его читающим под деревом, она увидела, как двое хулиганов на спортивной площадке пихали его из стороны в сторону. Тогда Дэлайла пнула Итана Пинорелли в голень, заехала Джеймсу Тауну в челюсть, получила ответный удар в лицо и тут же была исключена из школы.

Родители в ужасе отправили ее к эксцентричной бабушке, чтобы Дэлайла жила и посещала там частную школу. Но строгая католическая школа была не настолько строгой, как на то надеялись ее родители, и именно Св. Бенедикт стал ключом, который разблокировал ее воображение.

Расстояние должно было с годами приглушить ее увлечение, но Дэлайла поняла, что не сможет остановиться и перестать наблюдать за Гэвином.

– На что ты уставилась? – спросил Давал, толкнув ее в плечо и этим вырвав ее из своих мыслей.

Она проглотила кусочек яблока и показала подбородком в сторону сидящего под деревом и в одиночку читающего книгу Гэвина.

Давал фыркнул.

– Ты слишком долго была заперта в школе с одними девочками, если считаешь, что он лучшее, на что можно смотреть.

Покачав головой, Дэлайла настоятельно проговорила:

– Нет, посмотри на него.

– Я и смотрю.

– Он стал таким большим… и высоким, – Гэвин всегда был таким: настолько высоким и большим, что всегда поражало, как он мог двигаться. Теперь его длиннющие ноги соответствовали большим стопам, а руки идеально подходили невероятно широкому торсу. Гэвин вырос, и, похоже, теперь у него был миллион секретов: он был чем-то вроде криптонита Дэлайлы.

Давал рядом промычал, равнодушно соглашаясь.

– И он больше не тощий, – добавила она. – На самом деле, он мускулистый.

Даже Дэлайла уловила, как она произнесла это слово – «мускулистый» – как нечто немного грязное.

– Как скажешь.

– И… – Дэлайла затихла. Что она могла сказать? Я была одержима и увлечена его очарованием, когда мне было девять, а сейчас поражена, узнав, что он намного лучше, чем я ожидала?

– Это ты подсунула записку в его шкафчик? – спросил Давал. – Перед тем как тебя отправили в школу Св. Бенедикта.

Смеясь, Дэлайла кивнула. Судя по всему, ее увлечение Гэвином Тимоти не было секретом.

– Напомни, что там было написано? – уточнил Давал.

– Там было: «Я не хочу, чтобы ты прятался. Ты мне нравишься».

Давал расхохотался.

– Это никуда не годится, Ди. Кроме того, это по-прежнему правда.

Она прикусила свой ноготь, не в силах отвести взгляд от тени парня под деревом.

– Интересно, он хоть получил ее?

– Ага, – откусив сэндвич, ответил Давал. – Затем кто-то – не помню, кто – забрал ее у него и сделал из этого большое шоу.

– Что ты имеешь ввиду под «сделал из этого большое шоу»?

Давал пренебрежительно махнул рукой.

– Прочитал твою записку перед всеми на спортивной площадке, похабно причмокивая.

– А что сделал Гэвин?

– Он вроде бы посмеялся со всеми с минуту, а затем попросил твою записку обратно.

Дэлайла слегка улыбнулась. По крайней мере, Гэвину была нужна ее записка. Как жаль, что, возможно, это самое романтичное, что с ней случилось, – и она услышала об этом спустя шесть лет.

У нее была тысяча вопросов о жизни в Мортоне, так как она уехала в школу-интернат. В один день она была шестиклассницей средней школы в Мортоне, а на следующий летела в Массачусетсе.

Приезжая на неделю или на две, она понимала, что этого не достаточно, чтобы вернуться к ритму жизни маленького города. Стоило ей только втянуться, как приходило время уезжать. Были бы здесь ли у нее друзья, кроме Давала? Кто впервые поцеловал бы ее? Кто пригласил на свидание?

Но сейчас большинство ее вопросов были о Гэвине. Была ли у него девушка? Продолжает ли он играть на фортепиано? И, конечно же, видел ли Давал хоть одного из родителей Гэвина или любого другого взрослого рядом с ним? Это было самой большой загадкой для Дэлайлы в детстве: Гэвин был единственным ребенком, кто без сопровождения присутствовал на Back to School Night [мероприятие наподобие расширенного родительского собрания, знакомство родителей с учителем и его методиками, с традициями школы и т.д. – прим. перев.], а после школьных спектаклей и учебы его никто никогда не ждал.

Ее увлечение всегда было смесью подросткового либидо и неуклюжего покровительства.

– Ты рада, что вернулась? – спросил Давал, не обращая внимания на ее задумчивость.

Дэлайла пожала плечами. Как