- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »
ощетинивает лев.
И отмели синеют под луной,
Как синяки под гневными глазами
Останови лавину тормозами
И оглянись во гневе.
* * *
Все знаю, что будет. Все помню точь-в-точь
Как древо познанья раскинется ночь.
Коснется твоей и моей головы
И высь обозначит гуденьем листвы
Мерцаньем прозрачных плодов ослепит,
И мы безымянны, как звенья в цепи.
И мы первозданны, как море и суша.
Ничем полуночный обряд не наруша,
Блаженные блудные дети, уснем.
За все нам воздается сияющим днем.
* * *
Уж сколько нам даров дано в дорогу,
Лишь дар провиденья не дан нам, слава богу
И я кричу: <Мгновенье, ты прекрасно!> —
Когда, быть может, и шептать опасно,
Когда, быть может, оглянуться жутко,
Когда мне жизни может стоить шутка
Все может быть. Но, отнимая вечность,
Судьба взамен нам жалует беспечность.
* * *
А телу так хотелось жить
Без страха, без уёма.
И душу просто приютить,
Как дерево у дома,
Как кошку около печи —
Мурлыкай или помолчи.
Но, соответствия нарушив,
Из берегов выходят души.
И, разогнавшись добела,
Куда-то в небо волны рвутся.
И наши утлые тела
Вот-вот готовы захлебнуться.
* * *
Еще мы можем накрениться,
А улететь уже не можем.
Мы были все, как будто птицы,
А стали вроде бы деревья.
Но мы встречаемся без фальши
Мы просто больше пьем и курим.
Садимся друг от друга дальше
И реже вслух стихи читаем.
Нет, мы не сделались покорней.
Мы лишь судьбу определили
И в землю опустили корни,
А это не меняет сути.
* * *
Эта странная повесть
так вписана в будничный быт,
В эти блочные стены
и эти модерные кресла,
Что с трудом понимаешь —
ведь это Эллада воскресла
И античной трагедии
синее пламя горит.
Здесь торжественней жест,
и сильней головы поворот,
И такие слова,
что гекзаметром в душу ложатся.
Медлит смерть, чтобы нам
дать навеки друг к другу прижаться.
И, не ведая страсти,
течет мимо окон народ.
У КАРТИНЫ ХУДОЖНИКА БРЕЙГЕЛЯ <ЛАНДШАФТ С ТОНУЩИМ ИКАРОМ>
Художник Брейгель мудр и стар.
В нем есть спокойствие и сила.
В тот миг, когда тонул Икар,
Он все описывал, как было.
Вот чей-то почерневший кров.
Бредет слепец, наверно нищий.
И стережет пастух коров,
Облокотясь на кнутовище.
Лошадка еле-тянет плуг,
И пахарь стар, как будто вечен.
И горизонта полукруг
Скалистым берегом намечен.
Рыбак чему-то втайне рад,
И что-то женщину печалит.
Стоит на якоре фрегат
И, кажется, сейчас отчалит.
Порозовели облака,
Неясно, поздно или рано.
А здесь Икарова рука
Еще видна из океана.
* * *
Так тебя и запомню я
Под неистовство грома:
Ни —
ког —
да!
Точно молния,
Точно молния в три излома.
Точно вдруг на народе —
Откровенье изгою.
Три уступа к свободе —
В пропасть вниз головою.
* * *
Кружение, крушение, —
Каюк моей судьбе.
Весь город в отражении,
Весь город сам в себе.
Он ни над кем не сжалится,
Никто ему не друг.
Он весь сплетен, как пальцы
Задумавшихся рук…
Чуть дрогпут пальцы правой
И жилка на виске.
Кто знает, боже правый,
В каком он далеке?
Какая тьма колышет
Его, с высот сойдя?
А он свободой дышит
И запахом дождя.
* * *
Здесь сегодня все пошло с молотка
Больше пола нет и нет потолка
Нет ни дыма, ни трубы дымовой,
Чтоб не вылетела, как домовой
Даже небо стерто все добела,
Чтоб и в небе я гнезда не свила.
* * *
Бедой отмечены, как мелом,
Бессильны, как без рук.
Но и у горя есть пределы,
А там и полегчает вдруг.
Как будто все, кого любили,
Не под землей лежат.
Как будто все, кого убили,
На длинном поезде кружат
И в их вагонах спозаранок
Земной рассвет
Но нет у поезда стоянок
И станции конечной нет.
………………………
А российские зимы глубоки,
Все цветут снегири по кустам
И текут одинокие строки,
Точно пар из горячего рта.
* * *
Двенадцатый предел тоски,
Вершина, час расплаты,
Две стрелки — две моих руки —
В одну до хруста сжаты.
Не раэомкну, не повторю
Весь этот круг неволи,
Я белым пламенем сгорю
На этом белом поле.
Легчайшим белым ветерком
Навек собьюсь со счета,
И всё, что до и что потом,
Уж не моя забота.
* * *
Не то чтоб я тужу.
И ты не то чтоб тужишь.
Но я с земли гляжу,
А ты все в небе кружишь.
Гляжу со дна зимы,
Из белого предместья.
И если рядом мы,
То все равно не вместе.
* * *
Нет ничего сильней эмоций,
Мой друг Гораций.
И нет над нами сильнее власти,
Чем наши страсти.
Нас обступало такое лето —
Да было ль это?
Зато отныне и как надолго,
О, как надолго! —
Нет ничего для нас с тобою
Превыше долга,
Превыше долга бежать по кругу,
Лететь по кругу.
И лишь ночами во сне, — по лугу,
Любимый.
И вдруг однажды увидеть
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »