тоже упрямым, бледногубым ртом, обрамленное клочковатой черной бородой, но при этом безусое, с копной спутанных, давно не мытых, курчавых, смоляных волос, полных набившегося в них снега. В лице этом было достаточно и от монаха и от цыгана, и от разбойника. Было в нем и что-то затаенное, страшное, непредсказуемое. Долго смотреть в это лицо было трудно. Как и многие слепые, человек с посохом держался слишком прямо, слегка задирая голову, отчего казался еще выше, а росту он был солидного.

— Здравствуй, Хранитель, — произнес Станислав.

— Здравствуй, Проводник, — ответил тот глухим грудным голосом.

— Привел я человека, Хранитель.

— Что за человек?

— Зовут Михаилом. Пора ему пришла.

Хранитель протянул левую руку. Станислав взял руку Михаила и положил ее на широкую ладонь Хранителя. Одутловатые грубые пальцы с грязными ногтями сомкнулись вокруг холеных пальцев Михаила:

— Здравствуй, Михаил.

— Здравствуй, Хранитель, — произнес Михаил, ежась на ветру.

— Готов ли ты к заносу?

— Готов, Хранитель.

— Имеешь ли ты?

— Имею, Хранитель.

Хранитель пожевал губами, выпустил руку Михаила. Поднял посох и резко, с глухим стуком опустил на припорошенный снегом камень дорожки:

— Заноси!

Станислав сделал знак рукой. Тут же дверцы двух сопровождающих джипов распахнулись, из них полезли слуги в строгих одинаковых костюмах цвета окислившегося свинца. Двое вынесли свернутую ковровую дорожку, двое других — небольшой деревянный сундук. Быстро расстелив дорожку от ног Хранителя до ступеней шатра, слуги поставили на дорожку сундук рядом с Хранителем, поклонились и скрылись в машинах.

Михаил опустился на колени перед сундуком, а затем медленно согнулся, коснувшись лбом дорожки и замер в таком положении. Хранитель, не выпуская из правой длани посоха, левой коснулся сундука и ощупал его. Сундук был простым, деревянным, сделанным, как было видно, недавно и с некой нарочитой грубостью. Доски его даже не были толком оструганы. К сундуку были приделаны две железные ручки. Хранитель взялся за одну из них. За другую взялся Проводник.

— Готов, Михаил? — спросил Хранитель.

— Готов! — громко ответил тот, не поднимая лица.

— Взя-ли!

Хранитель и Проводник рывком подняли сундук и поставили его на спину Михаилу. Ощутив нешуточную тяжесть сундука, Михаил схватился правой рукой за одну из ручек, напрягся изо всех сил, судорожно встал на одно колено, крякнул и, дрожа всем телом, подтянув вторую ногу, приподнялся с сундуком на спине. Выдохнув резко дважды, как штангист, он втянул носом морозный, пахнущий снегом воздух и гусиным шагом, с сундуком на спине, двинулся по ковровой дорожке. Хранитель и Проводник пошли рядом, сопровождая его. Ковровая дорожка была цвета переспелой хурмы, с двумя розовыми полосками по краям. Снег быстро припорашивал ее. Михаил видел свои английские туфли от «Alden» и сине-бирюзовый, в желтоватую полоску галстук, раскачивающийся в такт мелким шагам. Этот галстук ему подарила теща, купив его почему-то в Бухаресте. Но галстук понравился и Нате и ему.

Михаил шел, редко втягивая носом воздух и скупо, резко выдыхая ртом. Сундук был тяжел. Но Михаил ожидал эту тяжесть и внутренне был готов к ней.

«Шестьдесят девять… — думал он, стараясь не торопиться и не сбиваться с центра дорожки и подбадривая себя. — Нормально, Мишаня-бушаня… не предел наших возможностей…»

Дорожка уперлась в деревянные ступени, выкрашенные в напряженный бордовый цвет. Ступеней было три, они вели на широкий подиум.

Михаил преодолел первую ступень, вторую. На третьей оступился. Сундук на его спине качнулся.

— Держим, держим, — раздался рядом голос Проводника.

Справившись с сундуком, Михаил застыл на третьей ступени. Отдышался, осторожно занес правую ногу, поставил на подиум. Перенес на нее центр тяжести. Крякнул. И поставил на подиум левую ногу.

— Прямо, — подсказал Проводник.

Михаил двинулся прямо, чувствуя стремительно навалившуюся усталость. Ступени отняли силы. Радужные круги поплыли у него перед глазами, кровь застучала в висках. Ноги стали подгибаться.

— Держим, держим. Идем.

Но он держал и шел уже из последних сил. Справа по дереву подиума равномерно тюкал посох Хранителя. Проводник бесшумно двигался слева.

«Господи, помоги…» — взмолился Михаил, задыхаясь.

Бордовый пол качнулся под ногами. Михаил еле переставлял дрожащие ноги, ботинки скребли по полу. Вдобавок, он вдруг разом почувствовал, что замерз. И снежный ветер, словно назло, достал его и здесь, под шатрами, толкнул в лицо, сбил дыхание. Сундук зашатался на спине. Михаил из последних сил засеменил вперед, сгибаясь все сильнее и уже готовясь завалиться вперед, но вдруг его остановили:

— Дома!

Руки сопровождающих подхватили со спины смертельно давящий сундук и с размаху, со стуком поставили его впереди на подиум. Бордовый пол загудел. В изнеможении Михаил рухнул на колени и уронил голову на грубую, занозистую крышку сундука, прижался щекой.

Отдышавшись и придя в себя, он открыл глаза. В трех шагах от него, прямо по центру трех шатров возвышалась та самая фигура, которую он издали принял за вставшего на дыбы медведя. Но это был вовсе не медведь, а скульптурная композиция, состоящая из двух человеческих фигур, соответствующих реальным человеческим размерам. Одна из этих фигур сидела на закорках у другой. Нижняя фигура была деревянной, искусно выточенной из дерева, текстурой похожего на дуб: судя по пропорциям, низкорослый человек в костюме, при галстуке, в ботинках стоял на подиуме в спокойной и уверенной позе. На закорках у него, обхватив руками за плечи и шею, сидел голый человек, отлитый из темного металла, похожего на простое железо. Руки деревянного человека поддерживали за голени ноги железного. По пропорциям обе скульптуры были почти одинаковые, но выражения лиц у них сильно различались. Лицо деревянного человека было простоватым, широковатым, самоуверенным и слегка благодушным. Дубовые, коротко подстриженные волосы слегка курчавились на его голове, деревянные губы чуть расходились в полуулыбке. Голова железного человека была лысоватой, жилистое лицо сужалось к маленькому упрямому подбородку и смотрело напряженно, с неприветливой внимательностью. Небольшие, но мускулистые руки железного человека цепко оплелись вокруг широкой шеи деревянного, пальцы вцепились в предплечья, по которым бежали подробные дубовые складки.

Не успел Михаил толком разглядеть скульптуру, как Хранитель стукнул посохом в пол и заговорил глухим сильным голосом:

— Великий