намерения — а намерения эти хорошие, — так что у тебя теперь, как говорят, и карты в руках: на рощенцев будем равнять весь край.
Затем он начал расспрашивать о том, как идет техническая учеба. Сергей слушал и что-то несвязно отвечал, но смысл сказанного улавливал плохо, — в голове гуляли иные мысли, и отбиться от них не было никаких сил.
— Андрей Петрович, погодите… что-то я плохо соображаю, — сказал Сергей, вставая и виновато глядя то на Бойченко, то на Кондратьева. — И ты, Николай Петрович, послушай, какая новость… Вот, читайте! У меня два сына!
Минут через десять, когда и телеграмма была прочитана, и теплые слова поздравления были сказаны, все трое сидели у стола. Говорил Бойченко:
— Новость ты нам сообщил весьма важную… Мы вот с Николаем Петровичем хотя уже и давно не испытывали такого приятного чувства, а и нам было радостно читать телеграмму Натальи Павловны. Но и у нас есть для тебя важная новость, послушай. Мы тут посоветовались и решили рекомендовать пленуму Рощенского райкома избрать тебя первым секретарем. Занимай этот пост — и в добрый час… Погоди, погоди, потом скажешь… Знаю, работа эта нелегкая, тут потребуется много сил и бессонных ночей, а главное — умения…
— Андрей Петрович, не смогу… Рано мне еще, ведь я — то себя знаю.
— Положим, не только ты себя знаешь. — Бойченко покосился в сторону Кондратьева. — И тебя кое-кто знает.
— Поможем, Сергей, — сказал Кондратьев и так посмотрел на Сергея, что тот по взгляду понял: отказываться нельзя. — В районе у тебя есть надежные помощники — колхозный актив, и мы же тут, не за горами… Да и речь твою на конференции надо приложить к жизни. Кто без тебя это сделает?
Сергей сидел с низко опущенной головой; жесткие его волосы, растрепавшись, падали на лоб.
— Ну что ж, — сказал он после короткого раздумья, — если поможете и если то, о чем я говорил… Короче сказать — согласен…
В тот же день рощенцы выехали домой на двух легковых машинах, с трудом пробрались по еще не наезженной, в снежных завалах дороге и в станицу попали только поздно вечером. Глаша Несмашная и Варвара Сергеевна пошли ночевать к знакомым, а Савву Остроухова Сергей пригласил к себе. Кондратьев, уже попрощавшись с ними и отворив калитку, на минуту задержался и сказал: — Сергей, поговори с Саввой Нестеровичем о нашем предложении… А завтра вдвоем приходите в райком. На пороге Савву и Сергея встретила Марфа Игнатьевна, — глаза ее смотрели тепло, и вся она, счастливая и помолодевшая, была так обрадована и взволнована, что и радость ее и волнение сразу же передались и Сергею. — Ой, Сережа, — певуче заговорила она, беря из рук Саввы шапку, — какие славные мальчишечки! И оба, веришь, в тебя, ну, чистая копия! — Разве так, сразу, и можно определить сходство? — Да уже все видно… Веришь, на личиках так и написано! — Верь, Сережа, — Савва снимал шубу, — я это хорошо знаю. — Ну, а как ее здоровье? — Уже оправилась… — И долго ей там еще быть? — Дней десять, — ответил за Марфу Игнатьевну Савва, расчесывая перед зеркалом сильно помятый чуб. — По этим вопросам ты теперь консультируйся у меня. — Марфа Игнатьевна, вы нам чайку, да побыстрее… И покормите, озябли мы и проголодались. Марфа Игнатьевна поставила на плитку чайник и начала готовить ужин, а Сергей и Савва прошли в соседнюю, жарко натопленную комнату и уселись на диван. — Да, Сергей, — мечтательно сказал Савва, глядя на детскую коляску, стоящую пока еще без дела за дверью, — теперь тебе потребуются две колясочки, и вообще все детское умножать на два… Да, о чем тебя просил Николай Петрович? — О чем? Ты же знаешь, что Николай Петрович уезжает от нас. — Сергей потер ладонью лицо, как бы снимая с него усталость. — Бойченко со мной беседовал. Есть такое мнение, чтобы я заменил Николая Петровича. — Да ну?! — воскликнул Савва. — Так вот оно, какое событие! — Но это еще не все. Меня Николай Петрович просил поговорить с тобой… Придется, Савва Нестерович, становиться на мое место… — Да ты что?! — Савва подошел к детской коляске, покачал ее и отошел. — Да, это событие еще важнее… — По-моему, пора тебе, Савва, покидать Усть-Невинскую… — Не знаю… Об этом я как-то и не думал. — Подумай, время еще есть. — Как-никак, в Усть-Невинской у меня… Савва умолк на полуслове — помешала Марфа Игнатьевна. Она несла нарезанное на тарелке сало, чайник, посуду… Ужинали и пили чай молча, думая каждый о своем. Молчание затянулось, и Савва, прихлебывая чай, начал расхваливать своего кучера, который должен утром приехать за ним на санях. Сергей утвердительно кивал головой, — видимо, соглашался, что Дорофей и в самом деле кучер незаменимый, затем заговорил об Ирине, о том, как на рассвете пойдет ее проведать. И только когда они улеглись — один на диване, где Марфа Игнатьевна соорудила постель, а другой на кровати, — Савва вздохнул и сказал: — Эх, пропала ночка… Нагнал мне думок! — Ничего, впереди ночей еще много. Сергей потеплее укрылся одеялом и мысленно уже был возле Ирины, и ему не верилось, что вернется она в дом не одна, как бывало прежде возвращалась с дежурства.
В тот же день рощенцы выехали домой на двух легковых машинах, с трудом пробрались по еще не наезженной, в снежных завалах дороге и в станицу попали только поздно вечером. Глаша Несмашная и Варвара Сергеевна пошли ночевать к знакомым, а Савву Остроухова Сергей пригласил к себе. Кондратьев, уже попрощавшись с ними и отворив калитку, на минуту задержался и сказал: — Сергей, поговори с Саввой Нестеровичем о нашем предложении… А завтра вдвоем приходите в райком. На пороге Савву и Сергея встретила Марфа Игнатьевна, — глаза ее смотрели тепло, и вся она, счастливая и помолодевшая, была так обрадована и взволнована, что и радость ее и волнение сразу же передались и Сергею. — Ой, Сережа, — певуче заговорила она, беря из рук Саввы шапку, — какие славные мальчишечки! И оба, веришь, в тебя, ну, чистая копия! — Разве так, сразу, и можно определить сходство? — Да уже все видно… Веришь, на личиках так и написано! — Верь, Сережа, — Савва снимал шубу, — я это хорошо знаю. — Ну, а как ее здоровье? — Уже оправилась… — И долго ей там еще быть? — Дней десять, — ответил за Марфу Игнатьевну Савва, расчесывая перед зеркалом сильно помятый чуб. — По этим вопросам ты теперь консультируйся у меня. — Марфа Игнатьевна, вы нам чайку, да побыстрее… И покормите, озябли мы и проголодались. Марфа Игнатьевна поставила на плитку чайник и начала готовить ужин, а Сергей и Савва прошли в соседнюю, жарко натопленную комнату и уселись на диван. — Да, Сергей, — мечтательно сказал Савва, глядя на детскую коляску, стоящую пока еще без дела за дверью, — теперь тебе потребуются две колясочки, и вообще все детское умножать на два… Да, о чем тебя просил Николай Петрович? — О чем? Ты же знаешь, что Николай Петрович уезжает от нас. — Сергей потер ладонью лицо, как бы снимая с него усталость. — Бойченко со мной беседовал. Есть такое мнение, чтобы я заменил Николая Петровича. — Да ну?! — воскликнул Савва. — Так вот оно, какое событие! — Но это еще не все. Меня Николай Петрович просил поговорить с тобой… Придется, Савва Нестерович, становиться на мое место… — Да ты что?! — Савва подошел к детской коляске, покачал ее и отошел. — Да, это событие еще важнее… — По-моему, пора тебе, Савва, покидать Усть-Невинскую… — Не знаю… Об этом я как-то и не думал. — Подумай, время еще есть. — Как-никак, в Усть-Невинской у меня… Савва умолк на полуслове — помешала Марфа Игнатьевна. Она несла нарезанное на тарелке сало, чайник, посуду… Ужинали и пили чай молча, думая каждый о своем. Молчание затянулось, и Савва, прихлебывая чай, начал расхваливать своего кучера, который должен утром приехать за ним на санях. Сергей утвердительно кивал головой, — видимо, соглашался, что Дорофей и в самом деле кучер незаменимый, затем заговорил об Ирине, о том, как на рассвете пойдет ее проведать. И только когда они улеглись — один на диване, где Марфа Игнатьевна соорудила постель, а другой на кровати, — Савва вздохнул и сказал: — Эх, пропала ночка… Нагнал мне думок! — Ничего, впереди ночей еще много. Сергей потеплее укрылся одеялом и мысленно уже был возле Ирины, и ему не верилось, что вернется она в дом не одна, как бывало прежде возвращалась с дежурства.