что из меня всё время выходит воздух, так теперь ещё в меня входит вода…»
Тону! крикнул я, опускаясь на дно.
Я пришёл в себя на берегу, когда верные друзья делали мне искусственное дыхание.
Проклятая вода никак не хотела выходить из меня, она переливалась из ног в голову, из головы в ноги и громко булькала.
Наконец меня скрутили, словно тряпку, с такой силой, что во все стороны так и забили маленькие фонтанчики.
Вода вылилась, но стряслась другая беда: отвалился левый глаз, и я окривел.
Видно, выкручивания были мне тоже вредны.
Когда меня, несчастного и одноглазого, высушили, подклеили и поддули, вся наша компания двинулась в обратный путь.
Продираясь сквозь кусты, я, в довершение всех бед и несчастий, ударился обо что-то головой так сильно, что у меня потемнело в единственном глазу и я остановился.
— Что с тобой? — услышал я издалека чей-то голос.
— Не знаю, я ничего не вижу.
— Да у него же потерялся второй глаз,- раздался над самым ухом голос Девочки.- Он совсем ослеп! Посмотрите…
— Вот растяпа! Где ты потерял свои глаза?
— Один остался на берегу, а другой где-то здесь, в траве…
Я слышал, как все стали искать в траве мой глаз и ругать меня на все голоса.
— Разве теперь сто найдёшь! — сказал игрушечный Мальчик.
— Что же делать? — спросил Первосортик.
— А я знаю, что нужно сделать! — услышал я голос игрушечной Девочки.- Надо глаза хорошенько протереть, и они снова появятся. Ну-ка…
Я стал тереть те места, где когда-то были мои прекрасные глаза.
— Теперь открой глаза, милый Гусик!
Я открыл… и увидел себя на руках совсем не игрушечной, а настоящей девочки.
Как я обрадовался!
Значит, мне всё, всё только приснилось. Я так крепко спал, что даже не заметил, как нас с Первосортиком купили. Его купил мальчик, а меня девочка. Воздушные Шары тоже были живы и здоровы. Они приветливо кланялись мне и, как всегда, тихо насвистывали весёлую песенку.
Наступила пора расставания.
— Прощай! — крикнул мне Первосортик.- Будь осторожен! Когда будешь играть с девочкой, помни, что ты Гусёнок третьего сорта… Береги себя и не забывай, что тебе многое запрещено. Прощай, Третьесортик!
— До свидания! — крикнули Воздушные Шары.- Так с-с-сказать, будь здоров!
— Прощайте! — Я помахал лапой и ещё раз крикнул: — Прощайте, друзья!
— Счас-с-стливого пути! — крикнули вдогонку мне Воздушные Шары.
— Счастливо оставаться! — ответил я.
Девочка понесла меня на руках по магазину, а я смотрел по сторонам и думал о том, что ждёт меня впереди.
Каждому хотелось выбраться из тесной коробки раньше другого, поэтому в комнате поднялся страшный шум и крик.
Чёрный Карандаш сказал:
— Друзья, вы не ошибётесь, если окажете эту честь мне.
В другой раз на эти слова никто из братьев, вероятно, не обратил бы и внимания, но на этот…
— Почему это тебе, а не мне? — грубо спросил Зелёный братец.- На дворе весна, и зелёный цвет сейчас самый главный!.. Ну-ка, подвиньтесь, я вылезу первый.
И тут все Карандаши в двадцать четыре голоса стали кричать изо всех сил:
Голубой — про голубое весеннее небо.
Белый — про белоснежные облака.
Синий — про синие реки.
Каждый старался перекричать другого, отчего в комнате поднялся невообразимый шум.
В довершение всего Карандаши так разгорячились, что принялись толкаться, да так грубо, что картонная коробка не выдержала, треснула по всем швам и все братья посыпались на стол, а некоторые даже упали на пол.
— Сейчас я вам всем докажу, кто из нас самый главный!
Чёрный Карандаш схватил лист бумаги и, глядя сквозь застеклённую стену на улицу, стал рисовать видневшийся невдалеке городской сад с мокрой от дождя листвой и повисшей в небе радугой.
Вслед за Чёрным все Карандаши с треском разодрали альбом и, выкрикивая: «Я главный!», начали набрасывать мокрый сад под аркой разноцветной радуги.
Работа закипела.
У Чёрного братца всё получилось чёрным, даже радуга. Мрачноватая это была картина.
У Зелёного — всё зелёным.
У Красного — красным, словно весь сад был охвачен огнём.
А у Белого братца просто ничего не получилось, сколько ни чиркал он белым грифелем по белой бумаге.
«А ведь непохоже…- подумал Синий Карандаш, рассматривая синюю радугу над синим садом, по аллеям которого гуляли синие, словно озябшие человечки.- Совсем непохоже…»
И все двадцать четыре братца подумали в эту минуту одно и то же.
Разорвав свои рисунки, они выбросили клочки в раскрытое окно, надулись и вовсе перестали разговаривать друг с другом.
В это время вернулся с прогулки Старый Художник.
Он собрал рассыпавшиеся по всей комнате Карандаши и, полюбовавшись из комнаты мокрым садом под радугой, стал рисовать это на бумаге.
То проведёт полоску Зелёным Карандашом, то Синим, а то Красным. Отойдёт, посмотрит и пустит в ход Жёлтого братца или Голубого.
И какая чудесная картина получилась у Старого Художника, просто загляденье!
«Вот теперь похоже!» — одновременно подумали все двадцать четыре братца и успокоились.
После работы Карандаши очутились в новой картонной коробке, где они сразу помирились и больше уже никогда не ссорились, потому что никто из них не произносил этих слов: «Я главный».
![]()
Вода вылилась, но стряслась другая беда: отвалился левый глаз, и я окривел.
Видно, выкручивания были мне тоже вредны.
Когда меня, несчастного и одноглазого, высушили, подклеили и поддули, вся наша компания двинулась в обратный путь.
Продираясь сквозь кусты, я, в довершение всех бед и несчастий, ударился обо что-то головой так сильно, что у меня потемнело в единственном глазу и я остановился.
— Что с тобой? — услышал я издалека чей-то голос.
— Не знаю, я ничего не вижу.
— Да у него же потерялся второй глаз,- раздался над самым ухом голос Девочки.- Он совсем ослеп! Посмотрите…
— Вот растяпа! Где ты потерял свои глаза?
— Один остался на берегу, а другой где-то здесь, в траве…
Я слышал, как все стали искать в траве мой глаз и ругать меня на все голоса.
— Разве теперь сто найдёшь! — сказал игрушечный Мальчик.
— Что же делать? — спросил Первосортик.
— А я знаю, что нужно сделать! — услышал я голос игрушечной Девочки.- Надо глаза хорошенько протереть, и они снова появятся. Ну-ка…
Я стал тереть те места, где когда-то были мои прекрасные глаза.
— Теперь открой глаза, милый Гусик!
Я открыл… и увидел себя на руках совсем не игрушечной, а настоящей девочки.
Как я обрадовался!
Значит, мне всё, всё только приснилось. Я так крепко спал, что даже не заметил, как нас с Первосортиком купили. Его купил мальчик, а меня девочка. Воздушные Шары тоже были живы и здоровы. Они приветливо кланялись мне и, как всегда, тихо насвистывали весёлую песенку.
Наступила пора расставания.
— Прощай! — крикнул мне Первосортик.- Будь осторожен! Когда будешь играть с девочкой, помни, что ты Гусёнок третьего сорта… Береги себя и не забывай, что тебе многое запрещено. Прощай, Третьесортик!
— До свидания! — крикнули Воздушные Шары.- Так с-с-сказать, будь здоров!
— Прощайте! — Я помахал лапой и ещё раз крикнул: — Прощайте, друзья!
— Счас-с-стливого пути! — крикнули вдогонку мне Воздушные Шары.
— Счастливо оставаться! — ответил я.
Девочка понесла меня на руках по магазину, а я смотрел по сторонам и думал о том, что ждёт меня впереди.
БРАТЬЯ КАРАНДАШИ
В одном большом городе жил Старый Художник. Вместе с ним жили его самые большие друзья — цветные братья Карандаши. Художник жил в просторной и светлой комнате, а братья Карандаши в тесной картонной коробке. «В тесноте, да не в обиде!» — любили говорить Карандаши, плотно прижимаясь друг к другу. Художник и Карандаши много работали и никогда не ссорились друг с другом. Однажды в воскресный день Старый Художник решил отдохнуть и прогуляться по городу. Обычно он забирал с собой на прогулку и Карандаши, но на этот раз он почему-то оставил их дома. Если бы вы видели, как расстроились из-за этого разноцветные братцы! Чёрный ещё больше почернел от горя. Зелёный стал ещё зеленее от злости. А Белый побледнел и стал белее самого себя, так он расстроился. Откинув крышку своего картонного домика, братья решили погулять по столу.
Каждому хотелось выбраться из тесной коробки раньше другого, поэтому в комнате поднялся страшный шум и крик.
Чёрный Карандаш сказал:
— Друзья, вы не ошибётесь, если окажете эту честь мне.
В другой раз на эти слова никто из братьев, вероятно, не обратил бы и внимания, но на этот…
— Почему это тебе, а не мне? — грубо спросил Зелёный братец.- На дворе весна, и зелёный цвет сейчас самый главный!.. Ну-ка, подвиньтесь, я вылезу первый.
И тут все Карандаши в двадцать четыре голоса стали кричать изо всех сил:
Голубой — про голубое весеннее небо.
Белый — про белоснежные облака.
Синий — про синие реки.
Каждый старался перекричать другого, отчего в комнате поднялся невообразимый шум.
В довершение всего Карандаши так разгорячились, что принялись толкаться, да так грубо, что картонная коробка не выдержала, треснула по всем швам и все братья посыпались на стол, а некоторые даже упали на пол.
— Сейчас я вам всем докажу, кто из нас самый главный!
Чёрный Карандаш схватил лист бумаги и, глядя сквозь застеклённую стену на улицу, стал рисовать видневшийся невдалеке городской сад с мокрой от дождя листвой и повисшей в небе радугой.
Вслед за Чёрным все Карандаши с треском разодрали альбом и, выкрикивая: «Я главный!», начали набрасывать мокрый сад под аркой разноцветной радуги.
Работа закипела.
У Чёрного братца всё получилось чёрным, даже радуга. Мрачноватая это была картина.
У Зелёного — всё зелёным.
У Красного — красным, словно весь сад был охвачен огнём.
А у Белого братца просто ничего не получилось, сколько ни чиркал он белым грифелем по белой бумаге.
«А ведь непохоже…- подумал Синий Карандаш, рассматривая синюю радугу над синим садом, по аллеям которого гуляли синие, словно озябшие человечки.- Совсем непохоже…»
И все двадцать четыре братца подумали в эту минуту одно и то же.
Разорвав свои рисунки, они выбросили клочки в раскрытое окно, надулись и вовсе перестали разговаривать друг с другом.
В это время вернулся с прогулки Старый Художник.
Он собрал рассыпавшиеся по всей комнате Карандаши и, полюбовавшись из комнаты мокрым садом под радугой, стал рисовать это на бумаге.
То проведёт полоску Зелёным Карандашом, то Синим, а то Красным. Отойдёт, посмотрит и пустит в ход Жёлтого братца или Голубого.
И какая чудесная картина получилась у Старого Художника, просто загляденье!
«Вот теперь похоже!» — одновременно подумали все двадцать четыре братца и успокоились.
После работы Карандаши очутились в новой картонной коробке, где они сразу помирились и больше уже никогда не ссорились, потому что никто из них не произносил этих слов: «Я главный».