как учит зимой студентов, зачем пишутся научные работы. Даукен внимательно слушал.

На другой день, когда караван только что отошел от колодца, где был ночлег, Даукен вдруг торопливо спрыгнул с коня и бросился вперед с шапкой в руках. Он принес профессору крупную шершавую ящерицу-агаму.^[1] Для «устрашения» она открыла рот, и ярко-синий цвет залил ее шею, брюшко и передние лапы.

С этого дня мерген сделался ревностным помощником профессора в сборах зоологических коллекций и помог ему найти в пустыне несколько мелких животных, еще неизвестных в науке.

Безотрадна глинисто-щебнистая пустыня. Она угрюма и неприветлива. На сотни километров от Усть-Урта до Прибалхашья растянулись ее просторы, опоясывая Чуйскую долину с севера, и кажется, что ей нет конца-края.

Гробовое молчание царит в просторах пустыни. Но жизнь все-таки видна и здесь. Пустыня — это царство ящериц, жуков-чернотелок, жаворонков и тушканчиков. Безмолвно, словно куда-то спеша, пробегают по «своим делам» большеголовые ящерицы пустыни. Их видно только, когда они движутся. Остановятся и исчезнут. Окраска их удивительно сходна с окружающей почвой и потому хорошо укрывает пустынных ящериц от врагов. Поймать эту ящерицу не так-то просто: с поразительной быстротой она несется вперед, то и дело резко меняя направление, и, наконец, исчезает в какой-нибудь норке. Такое проворство спасает ящерицу не только от врагов, но и от полуденного зноя, когда песок накаляется до шестидесяти градусов: он не успевает обжечь ящерицу.

Насекомых видно мало. Чаще других встречаются жуки-чернотелки, черные, как сажа. Они почти не боятся жары и постоянно ползают по горячей поверхности почвы. У жуков-чернотелок есть крылья, но жесткие черные надкрылья не раскрываются — они срослись, и крылья бесполезно лежат под ними.

Целый день прячутся в тени под большими камнями и за чахлыми полукустарниками пустынные жаворонки. Передвигаются тени, а вместе с ними передвигаются целый день и птички. Только по утрам раздаются в воздухе нежные трели их песенок.

Еще реже показываются другие птички — пустынные чеканчики и славки. Посидят, посмотрят боком на людей то одним, то другим глазом и опять нырнут в заросли баялыча или в норку. Хищных птиц почти не видно — для них мало здесь добычи, только иногда пролетит пустынный сарыч. Изредка попадется на глаза маленькая пустынная дрофа-красотка с пестрым оперением и украшениями на голове. Питается она жуками-чернотелками и не нуждается в воде, довольствуясь влагой насекомых и растений.

Сгущаются сумерки, дневной жар спадает. Пустыня оживает. Из нор выбегает бесчисленное множество тушканчиков. Огромными прыжками носятся они взад и вперед, едва прикасаясь к земле только длинными задними лапами. Передние у них прижаты к груди. Присядут зверьки и начинают передними лапками быстро выкапывать сочные луковицы тюльпанов, которые дают им необходимую влагу и служат пищей.

Полдень. Воздух, поднимаясь от раскаленной земли, переливается струйками. Ни малейшего ветерка. Жар становится невыносимым. Все время хочется пить. Невероятно тяжело в таких условиях вести картографическую съемку.

И вот как раз в это время вдали показалась серебристая полоска воды. Кажется, что это большое озеро или река. Даже ясно видны отражения кустов на зеркальной поверхности воды. Наконец-то можно будет выкупаться и отдохнуть в тени!

Но это мираж!.. Он быстро рассеивается. Вместо водоема здесь небольшое понижение почвы. Вот и все. Такие видения повторяются ежедневно по нескольку раз.

Первое знакомство с миражом в самом начале экспедиции было курьезным. В полдень на привале около небольшого соленого озерка самый молодой из участников экспедиции Борис, студент второго курса Ташкентского университета, как ураган, ворвался в палатку, взволнованно крича:

— Виктор Алексеевич! Там на берегу ходит кулик на двухметровых ногах! Скорее!

К удивлению Бориса, его слова не произвели должного впечатления. Селевин улыбнулся и спокойно сказал:

— Это тебе кажется.

— Да уверяю вас…

— Нет, Боря, это мираж — обман зрения, подойди ближе к кулику и ты убедишься. Впрочем, возьми ружье и добудь этого кулика, он нам нужен для коллекции.

Борис бегом с ружьем в руках направился к озерку. Спустя немного, там раздался выстрел, а через некоторое время вернулся в лагерь смущенный Борис, с обыкновенным куликом-шилоклювкой.

Пустыня — это царство миражей. В ясную погоду небольшой куст солянки кажется издалека сказочным сооружением, а однажды был даже настолько похож на грузовую машину, что заставил наших путешественников свернуть в сторону и подъехать к этой «машине». Только тогда все убедились, что это был мираж. Даже бинокль не помогает обнаружить обмана.

Как-то громкий голос Бориса привлек внимание всех:

— Идите смотреть на поединок черепах!

Две крупные черепахи, вероятно, самцы, стояли друг против друга, упираясь ножками в песок. Они втянули в себя головы, шипели и, как по команде, раскачнувшись, громко стукали друг друга своими панцырями. Отшатнутся немного назад на ножках и что есть силы — раз, словно бодливые козлы.

Более крупная черепаха стала оттеснять назад своего противника. Перевес сил был явно на ее стороне. Вдруг побежденная черепаха с необыкновенным проворством повернулась и побежала в сторону, оставляя на песке следы, как от маленького игрушечного танка. Да, да, именно побежала, а не поползла.

Борис принес в палатку победителя. Селевин взял у него черепаху, внимательно рассмотрел и сказал, что ей тридцать пять лет.

— Как, Селебе, ты узнал это? — заинтересовался Даукен.

Он с первых дней путешествия стал так называть Селевина.

— У черепах легко узнать возраст: каждый щиток ее панцыря, ежегодно увеличиваясь, образует годичные полосы. Сколько полосок на щитке, столько и лет черепахе. Точно так же узнается возраст дерева на срезе ствола. В благоприятные годы черепахи растут быстрее, и тогда расстояние между полосками шире. Черепахи могут жить десятки лет.

— У нас никто не знает этого! — воскликнул Даукен. — Теперь я расскажу своим детям, а те передадут внукам! Спасибо тебе, Селебе, за науку.

Вечером Селевин пошел побродить по окрестностям лагеря.

Косые лучи низкого солнца освещали на щебнистой пустыне серебристо-белые пятна. Это были тенета пауков, натянутые у входов в брошенные норки грызунов или просто между камнями.

«Каких же мух ловят эти хищники? — подумал Селевин. — Ведь здесь их почти нет». Виктор Алексеевич сел на землю около одной особенно крупной паутины. Он успел написать несколько страниц дневника, но ни одно насекомое за