— Здравствуйте! — Зейнулла протянул важному коротышке обе руки и побаюкал в ладонях пухлые пальчики Макина.

— Здравствуйте, молодые люди, — отечески приветствовал их Макин, высоко задирая голову. — Как живете? Что поделываете?

— Мы идем в гостиницу к дяде Кенжеке! — выпалила Гуля.

— К Кожахметову? — Макин с неудовольствием выпятил нижнюю губу.

— Вы не знаете ли случайно, в каком он номере? — спросила Гуля.

— Не знаю! — На лице Макина проступило выражение наивысшей озабоченности. — Извините меня, молодые люди, я очень спешу…

— До свидания! — в один голос ответили Гуля и Зейнулла и перемигнулись за спиной уходящего Макина.

— А ты знаешь? — шепнула Гуля. — Макин только что, минуту назад, виделся с дядей Кенжеке.

— С чего ты взяла?

— Ни с чего! — беспечно сказала Гуля. — Просто мне вспомнилась любимая поговорка моего упрямого деда: «О коне суди, когда он устанет, о джигите, когда он состарится». Давай этим летом поедем к деду?.. Мне надоело дышать московским бензином. А у деда на джайляу воздух чистый, и дожди чистые, и ветер чистый-чистый… Поедем?

— Непременно! — согласился Зейнулла. — Вот только защитимся оба — и сразу же поедем.

В вестибюле гостиницы свет приглушен, шаги звучат приглушенно, и женщины за стеклянными перегородками говорят приглушенными голосами.

— Вам Кожахметова? От слова «кожа»? — Сиреневый ноготь скользит по строчкам. — Да, живет у нас… Десятый этаж… Номер…

На десятом этаже столик дежурной пустовал. Гуля и Зейнулла двинулись по коридору и увидели, что в дверях номера Кенжеке торчит ключ: хозяин здесь.

— Долго засиживаться не будем! — Зейнулла постучал в дверь.

— Войдите! — раздался в ответ разноголосый хор.

— Аллах! — рассмеялась Гуля. — Мы не первые. Юрта полна гостей.

Зейнулла открыл дверь.

— Юрта? — Гуля растерянно оглядывала огромную, совершенно круглую комнату, сплошь заставленную кроватями. Кто бы мог подумать, что в этой знаменитой гостинице есть такое непритязательное общежитие. Один спит, вздрагивая от собственного храпа, другой утрамбовывает на кровати объемистый чемодан, третий ест из засаленного пакета, а дальше маячат вовсе интимные фигуры.

— Простите, мы ошиблись дверью. — Зейнулла поспешно заслонил Гулю. — Мы ищем своего земляка…

— Тут со всех земель найдутся земляки! — по-свойски откликнулся пожилой мужчина в черной шерстяной рубашке, повязанной голубым галстуком. — А вам кого? Не Кожахметова ли? По обличью вы схожи.

— Да. Кожахметова! — отозвалась Гуля из-за спины Зейнуллы.

— Вы знакомы с Кожахметовым? — заносчиво спросил Зейнулла.

— Тут все с ним знакомы. Вон его койка.

— А сам он в ресторан пошел. На третий этаж, — сообщил тот, который ел из засаленного пакета.

— Благодарю вас! — Зейнулла пятился, оттесняя Гулю.

— Одну минуточку! — остановил их пожилой в голубом галстуке. — У меня к вам вопрос. — Он подошел к Зейнулле, подал руку. — Будем знакомы… Комов, председатель колхоза… Прибыл по своим делам из Воронежской области. Давайте присядем, что ли. У нас тут и стулья есть.

— Ничего, мы постоим. — Гуля осмелела, убедившись, что все обитатели круглой комнаты успели привести себя в приличный вид.

— Я очень извиняюсь! — напористо продолжал воронежский председатель. — Но ваш земляк Кожахметов обещал мне помочь. Дело у нашего колхоза есть в Госплане… Насчет техники вне очереди по случаю ценной нашей инициативы. Тонкое дело… — Он показал корявыми пальцами, до чего тонкое у него в Москве дело. Видно, был из тех людей, что готовы с любым встречным-поперечным досконально обсудить все свои заботы, перебрать все свои бумаги с резолюциями. Не по одной наивности и простоте, а из нерушимой веры в счастливый случай и в коллективный всенародный опыт.

— Да ты короче! — вмешался пограничник с майорскими погонами. — Ваш земляк, — майор оценивающе оглядел Зейнуллу и Гулю, — обещал этому воронежскому ходоку за техникой свою поддержку и содействие. Но мы все считаем, что он только пыль в глаза пускает. Как он может кому-то помочь, если сам на равных с нами в гостиницу еле-еле устроился?

— Но ведь обещает он вроде всерьез и от души, — стоял на своем воронежский председатель Комов.

— Хвастает! — припечатал майор. — Вы извините, что я так про вашего земляка, — повернулся он к Гуле.

У Зейнуллы на скулах катались желваки, а Гуля как ни в чем не бывало вертела пышно причесанной головой, улыбалась и воронежскому председателю, и майору-пограничнику, и всем прочим обитателям круглой, как юрта, комнаты, азартно присоединившимся к обсуждению тонкой миссии воронежского председателя.

— К Госплану разве такой подход нужен! — горячился один.

— А какой? — ехидно любопытничал другой.

— Какой, какой… Государственный! — веско вставлял третий. — Пора нам кончать с ходоками, со всей нашей лапотностью. Планирование — это дело научное! Кибернетика!

— А вы, значит, за железный порядок? За администраторов нового образца. Видали, видали мы таких… Завод вы построите, фабрику тоже. Или там гэс-цэс… Ну а как вы одним своим умом, без народа, коммунизм строить будете?

— Это запрещенный прием спора! Факты! Факты дайте!

Все коечники десятого этажа оказались людьми бывалыми, тертыми-перетертыми.

— Ты, Воронеж, уши не развешивай! — гудел, покрывая все голоса, майор. — Этот Кожахметов нашумит, наобещает, а выйдет пшик…

— Так ведь я его не просил. Он сам… Вот в чем загвоздка… — спокойно рассуждал председатель Комов. — Вы мне вот о чем скажите, — тянулся он к Зейнулле. — Надежный человек ваш земляк или нет?.. Дело-то у меня не простое, сейчас вам разъясню…

Гуле этот упрямый Комов нравился все больше и больше. Он был похож на ее деда, который в городском универмаге перемял в руках пар двадцать французских теплых ботинок, пока не отобрал подходящие, а потом дома, несмотря ни на какие уговоры, собственноручно пришил к элегантным ботинкам сыромятные ушки.

— Не надо нам ничего разъяснять. — Гуля ласково улыбнулась председателю. — Мы в ваших делах все равно не разберемся. Но я уверена, что Кожахметов искренне хочет вам помочь. Зачем ему вас обманывать?

— Верно! — обрадовался Комов. — Вот и я думаю: зачем?..

Потом, в коридоре, Зейнулла сердито сказал Гуле, что она вела себя крайне легкомысленно.

— Кенжеке тут расхвастался, поставил себя в нелепое положение, а ты, вместо того чтобы его как-то выручить… — Зейнулла продолжал пилить ее и в лифте, а лифт, к его удивлению, остановился на третьем