согласился устало Ромадин. — Только это продлится долго.
— Я могу помочь вам — растворы, например, составлять…
— Не надо, вряд ли вы имели дело с такой аппаратурой, она совершенно новая. А когда вы мне приготовите препараты?
— Завтра с утра все будет. Упакую в лучшем виде.
— Вечером вы увидите фильм.
Работа кончилась поздней ночью. Ромадин зарядил проекционный аппарат, поискал взглядом белую поверхность. Печка — широкая, высокая — очень подходила для этой цели. Вновь застрекотал мотор — пошли кадры. Ромадин глядел — и изумление его возрастало. Он просмотрел сначала весь фильм, потом по кадрам, потом замер в растерянности, не зная, что еще можно делать, и вдруг выскочил за дверь, постучал в комнату Зотова. Мало того, что этот человек горит желанием посмотреть фильм, он присутствовал при съемке, он живет здесь много лет и как-нибудь сможет объяснить увиденное. Из-за двери никто не ответил. Ромадин постучал еще раз. Молчание. Он распахнул дверь. Комната была пуста. Он сбежал вниз по лестнице, заглянул к себе. Никого. Он побежал по коридору, распахивая двери, чиркая спичкой. Здесь хранятся продукты, здесь — какие-то приборы, старые книги, на третьей — висячий замок снаружи. Куда же подевался Зотов? Ромадин выбежал во двор под лунный водопад. Он увидел черный шумящий лес, понял, что за ограду не выбежит, и повернулся к дому, чтоб весь он, сверху донизу, встал перед глазами. И тогда он увидел Зотова. Тот шел по гребню крыши — одна нога на один скат, другая — на другой. Руки у него были расставлены как крылья. Он дошел до края крыши, задержался на мгновенье, сделал следующий шаг и стремглав полетел вниз.
Когда Ромадин подбежал к нему, Зотов лежал на груде стружек и опилок. Это, очевидно, спасло его от сильных повреждений, но глаза были закрыты. Ромадин растерялся. У него не было никакого опыта по оказыванию первой помощи. Он приложил ухо к груди Зотова — сердце билось нормально; прислушался к дыханию — ровное; ощупал ноги, руки и ребра Зотова — кажется, ничего не сломано. Но Зотов не вскрикивал, хотя и глаз не раскрывал. Что-то надо было делать. Ромадин вбежал в дом, открыл шкаф с препаратами. Колба со спиртом была на месте. Он взял ее, у себя достал ложку, вернулся к Зотову, приподнял ему голову и влил в рот целую ложку спирта. Варварский способ оказался эффективным. Зотов открыл глаза. — Помогите мне добраться до моей комнаты, — сказал он слабо. Ромадин отвел его наверх, уложил в кровать. — Фильм прокрутили до конца? — спросил Зотов. — Да. — Какова, по вашему мнению, частота взмахов? — Никакой! — закричал Ромадин. — Они не машут крыльями вообще. Расправляют их и оставляют неподвижными. — Я так и думал, — пробормотал Зотов — И убедился наконец. — Но почему? — Завтра поговорим, — и Зотов закрыл глаза. Ромадин вышел в зал. Он ничего не мог понять. Письмо лежало на тумбочке, вероятно, в нем не было ничего личного или секретного, раз Зотов так небрежно бросил его. Ромадин схватил листок. «Дорогой Павел Михайлович, вы заразили меня — не знаю только, как поточней выразить чем. Не любовью к жукам — к ним я безразличен, а энтузиазмом. Перед долготерпением же вашим я преклоняюсь. Как и обещал, встретился с тем человеком, о котором говорил, — старожилом метеостанции в горах. Жука признал сразу. Да, видел. В горах на вершине, когда еще был молод и мог туда лазить. Это было… Он покопался в памяти, вспомнил какие-то личные приметы и сказал „22 года назад…“ Я выполнил и то, о чем вы просили еще изготовил из пленки небольшой шар, наполнил его гелием, положил в корзину кусочек радиоактивного фосфора, который вы мне дали, и попросил одного из наших летчиков выбросить его над хребтом. Он так и сделал. Потом шар вернулся. Фосфор, что я положил в корзину, оказался нейтральным, и рядом с ним было несколько жуков. Все это посылаю…» Ромадин отложил письмо, встал в задумчивости Вершинники живут здесь, но также и в горах, на ледяных склонах Две совершенно непохожие области обитания Чем там можно питаться? Почему они появляются раз в одиннадцать лет? Бедный Зотов… Почему они летают, не взмахивая крыльями? Ждать, когда Зотов все объяснит? Нет, сейчас, немедленно, не дожидаясь, пока еще хоть один вопрос придет в голову, начать самому поиски ответа. Он подошел к стеклянному ящику, сорвал марлю. Насекомые медленно разлетались по комнате. Ромадин отошел в угол, сел на табуретку. Траектории полетов насекомых кончались где-то над ним. Непонятное чувство овладевало Ромадиным — он не мог объяснить, хорошее или плохое, — но будто чего-то ему не хватало, что-то исчезло в привычном мироощущении. Что именно? Это не было похоже на удушье и на приступ резкой боли — он не мог сравнить подобное состояние ни с тем, что испытывал раньше, ни с тем, что просто мог себе вообразить. Но сидеть так было невыносимо. Ромадин встал, прошелся по комнате, снял машинально с полки счетчик космических частиц, постоял, снова сел на стул. Он не обратил внимания, на каком делении стоит стрелка — возле полки было темно, — но теперь, усевшись, глянул. Стрелка стояла на нуле. Ромашин точно помнил, что возле полки она показывала какую-то цифру. Он снова вышел на середину комнаты. Стрелка качнулась; вернулся — снова стояла на нуле. Ромадин поглядел вверх. Насекомые висели над тем местом, где он сидел. Так это же экран, задерживающий космическую радиацию. Вот откуда непривычное состояние, когда человек абсолютно здоров, но какое-то странное беспокойство овладевает им — будто не хватает чего-то. Нет обычных доз космической радиации, и, очевидно, обойтись без них невозможно. Этого не знает никто, потому что никто еще не попадал в такие условия, когда на пути космических частиц вдруг возникал экран. Может быть, только метеорологи. Кто их знает, как они обращались с этими насекомыми; скорей всего собирали коллекцию. Вот эти насекомые, как бы висящие под потолком, они поглощают энергию радиации, они стремятся гуда, где ее больше. Я просидел под ними пять минут, а Зотов, вероятно, намного больше, удерживая себя насильно. И в конце концов, подобно тому, как утопающий сквозь толщу воды рвется вверх, Зотов бросился на крышу, чтоб не чувствовать никакого экрана над головой. Сейчас год солнечных пятен, повышенная радиация, насекомые рвутся вверх, но им мешает потолок и они скапливаются над человеком, который тоже ведь является источником радиоактивности. Редкий прибор может это установить, но чувствительность насекомых к подобной вещи должна быть поразительной. Все на месте — все, кроме одного: почему они не
Когда Ромадин подбежал к нему, Зотов лежал на груде стружек и опилок. Это, очевидно, спасло его от сильных повреждений, но глаза были закрыты. Ромадин растерялся. У него не было никакого опыта по оказыванию первой помощи. Он приложил ухо к груди Зотова — сердце билось нормально; прислушался к дыханию — ровное; ощупал ноги, руки и ребра Зотова — кажется, ничего не сломано. Но Зотов не вскрикивал, хотя и глаз не раскрывал. Что-то надо было делать. Ромадин вбежал в дом, открыл шкаф с препаратами. Колба со спиртом была на месте. Он взял ее, у себя достал ложку, вернулся к Зотову, приподнял ему голову и влил в рот целую ложку спирта. Варварский способ оказался эффективным. Зотов открыл глаза. — Помогите мне добраться до моей комнаты, — сказал он слабо. Ромадин отвел его наверх, уложил в кровать. — Фильм прокрутили до конца? — спросил Зотов. — Да. — Какова, по вашему мнению, частота взмахов? — Никакой! — закричал Ромадин. — Они не машут крыльями вообще. Расправляют их и оставляют неподвижными. — Я так и думал, — пробормотал Зотов — И убедился наконец. — Но почему? — Завтра поговорим, — и Зотов закрыл глаза. Ромадин вышел в зал. Он ничего не мог понять. Письмо лежало на тумбочке, вероятно, в нем не было ничего личного или секретного, раз Зотов так небрежно бросил его. Ромадин схватил листок. «Дорогой Павел Михайлович, вы заразили меня — не знаю только, как поточней выразить чем. Не любовью к жукам — к ним я безразличен, а энтузиазмом. Перед долготерпением же вашим я преклоняюсь. Как и обещал, встретился с тем человеком, о котором говорил, — старожилом метеостанции в горах. Жука признал сразу. Да, видел. В горах на вершине, когда еще был молод и мог туда лазить. Это было… Он покопался в памяти, вспомнил какие-то личные приметы и сказал „22 года назад…“ Я выполнил и то, о чем вы просили еще изготовил из пленки небольшой шар, наполнил его гелием, положил в корзину кусочек радиоактивного фосфора, который вы мне дали, и попросил одного из наших летчиков выбросить его над хребтом. Он так и сделал. Потом шар вернулся. Фосфор, что я положил в корзину, оказался нейтральным, и рядом с ним было несколько жуков. Все это посылаю…» Ромадин отложил письмо, встал в задумчивости Вершинники живут здесь, но также и в горах, на ледяных склонах Две совершенно непохожие области обитания Чем там можно питаться? Почему они появляются раз в одиннадцать лет? Бедный Зотов… Почему они летают, не взмахивая крыльями? Ждать, когда Зотов все объяснит? Нет, сейчас, немедленно, не дожидаясь, пока еще хоть один вопрос придет в голову, начать самому поиски ответа. Он подошел к стеклянному ящику, сорвал марлю. Насекомые медленно разлетались по комнате. Ромадин отошел в угол, сел на табуретку. Траектории полетов насекомых кончались где-то над ним. Непонятное чувство овладевало Ромадиным — он не мог объяснить, хорошее или плохое, — но будто чего-то ему не хватало, что-то исчезло в привычном мироощущении. Что именно? Это не было похоже на удушье и на приступ резкой боли — он не мог сравнить подобное состояние ни с тем, что испытывал раньше, ни с тем, что просто мог себе вообразить. Но сидеть так было невыносимо. Ромадин встал, прошелся по комнате, снял машинально с полки счетчик космических частиц, постоял, снова сел на стул. Он не обратил внимания, на каком делении стоит стрелка — возле полки было темно, — но теперь, усевшись, глянул. Стрелка стояла на нуле. Ромашин точно помнил, что возле полки она показывала какую-то цифру. Он снова вышел на середину комнаты. Стрелка качнулась; вернулся — снова стояла на нуле. Ромадин поглядел вверх. Насекомые висели над тем местом, где он сидел. Так это же экран, задерживающий космическую радиацию. Вот откуда непривычное состояние, когда человек абсолютно здоров, но какое-то странное беспокойство овладевает им — будто не хватает чего-то. Нет обычных доз космической радиации, и, очевидно, обойтись без них невозможно. Этого не знает никто, потому что никто еще не попадал в такие условия, когда на пути космических частиц вдруг возникал экран. Может быть, только метеорологи. Кто их знает, как они обращались с этими насекомыми; скорей всего собирали коллекцию. Вот эти насекомые, как бы висящие под потолком, они поглощают энергию радиации, они стремятся гуда, где ее больше. Я просидел под ними пять минут, а Зотов, вероятно, намного больше, удерживая себя насильно. И в конце концов, подобно тому, как утопающий сквозь толщу воды рвется вверх, Зотов бросился на крышу, чтоб не чувствовать никакого экрана над головой. Сейчас год солнечных пятен, повышенная радиация, насекомые рвутся вверх, но им мешает потолок и они скапливаются над человеком, который тоже ведь является источником радиоактивности. Редкий прибор может это установить, но чувствительность насекомых к подобной вещи должна быть поразительной. Все на месте — все, кроме одного: почему они не