Среди высоких сановников началось сильное волнение. Они вскакивали со своих мест и угрожающе сжимали свои кулаки. Дикие крики огласили помещение ратуши.

— Защитите вашу честь и достоинства, сенаторы, — сказал фон Шенк с адской улыбкой. — Я уже позаботился, чтобы он не слишком расходился, он выйдет из себя, забудет с каким уважением нужно относиться к сенату и наговорит кучу оскорбительных слов. Я уже позабочусь о том, чтобы он попал в тюрьму, может быть, навсегда. Смотрите, вот завещание, признающее его наследником его дяди, — вот я разорву это!

Детлев фон Шенк поднял пергамент завещания с большой печатью и разорвал его пополам, так что сенаторы даже испугались при виде такого преступления, а он торжествующе осмотрелся кругом.

Хотя многие сочли поступок Шенка преступлением, но никто не осмеливался сказать что-нибудь против него, ибо его боялись даже сами сенаторы.

Вдруг послышался шум за дверьми.

Солдаты, охранявшие вход в ратушу, пытались удержать своим оружием юношу, бросившего одного в одну сторону, другого в другую сторону и теперь представшего пред высоким сенатом Гамбурга.

— Кто это осмелился, на такое неслыханное нарушение порядка, ворваться в святое помещение ратуши, когда там заседает Высокий Совет? — спросил бургомистр голосом, дрожащим не только от волнения, но и от страха.

Клаус Штертебекер подошел к столу се сверкающим взглядом и с гордо закинутой головой. Молодой герой в своем гневе похож был на какого-нибудь всесильного принца и его гордое лицо не могло не внушить уважения.

— Не удивляйтесь, господа, тому что я вошел сюда без спроса, — сказал он. — Я пришел сюда, по неотложному делу, я должен сказать несколько слов сенатору фон Шенку.

Юнкер указал энергическим, но презрительным движением руки, на побледневшего, как, мел сенатора.

— Мне? — пробормотал Детлев. Гнев и ярость заглушили его голос, но его зверские глаза горели ненавистью к храброму юноше.

— Да, вам жадный ростовщик! — загремел Штертебекер. — Не вы ли угрожали бедному рыбаку Нисену, выбросить его из дома, если он не уплатит вам вашего несправедливого долга?

Фон Шенк воспользовался этой минутой и мигнул солдатам запереть дверь, чтобы опасный юнкер не мог уйти из ратуши. Теперь он набрался храбрости, что бы ответить.

— С кем вы это говорите таким тоном, юнкер фон Винсфельд, — начал он стараясь удержать свое достоинство. — Умерьте свой пыл и вспомните, что вы стоите пред высоким Советом Гамбурга. Взыскивать арендую плату у рыбака, я имею полное право, а кто не платит аккуратно, должен оставить заарендованное место, это вполне законно.

— Вы толкуете права как вам у годно, — крикнул Клаус, с искренним возмущением. — Ваши законы имеют столько параграфов, чтобы всегда находите какой-нибудь подходящий, чтобы наполнить ваши карманы. Что могут делать против вас бедняки. Вы губите их и угнетаете, по воле Мамона, как этого старого рыбака, который потерял вчера во время бури все свое имущество. Приготовленные для вас деньги потонули вместе с его кораблем.

Сенатор теперь громко захохотал, заметив, что за дверью собралось уже много солдат и полицейских.

— Так вот какую сказку они вам рассказали! Деньги потонули с кораблем, чтобы ему сегодня не пришлось платить? Ха-ха-ха! И выбрал же он умного защитника, этот Нисен! Жалостного юнкера, хотя еще молодого, но с слишком длинным языком.

— Ради Бога! Перестаньте смеяться! Я не могу этого переносить, — крикнул Клаус, схватившись за свой кинжал.

Сенатор, желавший дразнить юнкера, отскочил к большому креслу, поставив его между собой и противником, еще громче захохотал.

Штертебекер покраснел от гнева. Одним прыжком он перескочил через широкий стол, к сенатору. Но последний уже успел бежать, бросив свой стул под ноги юнкера, который мог на этом сломать себе шею, если бы он не был так ловок.

Трусливый сенатор использовал мгновенную задержку юнкера пред стулом, чтобы укрыться за густой цепью полицейских, ворвавшихся теперь в залу.

— Схватите его! арестуйте его! — кричал он за спинами своих защитников.

Последние бросились исполнить приказание.

Штертебекер увидел, что он не сумеет справиться с такой многочисленной силой. Все выходы охранялись вооруженными солдатами, а полицейские, поощряемые своим шефом, уже приближались к нему.

Быстро повернувшись, он схватил своими железными руками двух ближайших полицейских за глотки и сильным толчком бросил их в остальных. Воспользовавшись начавшейся суматохой, он с неимоверной ловкостью вскочил на высокий подоконник, раскрыл окно и спустился на карниз. Так как это было слишком высоко для прыжка, он ухватился за водосточную трубу и быстро спустился на мостовую.

Все это произошло так быстро, что сенатор и солдаты не успели еще прийти в себя от смущения.

Детлев фон Шенк дико крикнул:

— Держите его бунтовщика! Стреляйте в него, только не дайте ему уйти!

В дверях началась толкотня, пока их раскрыли. Когда полицейские выбежали на улицу, то Клауса фон Винсфельда и след простыл.

ГЛАВА III. Тайна черного искусства

— Кто это стучит так поздно в мою дверь?

— Это я, мастер, Клаус фон Винсфельд!

— Ах, друг Штертебекер! Войди, другому я не отворил бы так поздно.

Эти слова сказал крепкий, стройный человек, но уже в этом возрасте, когда волосы на голове и бороде начинают седеть.

Магистр Вигбольд фон Росток был учителем молодого юнкера, когда последний посещал высшее учебное заведение и с того времени эти неравные по возрасту люди соединились тесной дружбой.

Вигбольд был изгнан из своей родины и жил теперь в Гамбурге, в большой замкнутости. Он был ученый, занимавшийся черным искусством, проникающим в тайны природы.

В астрономии и врачебном искусстве Вигбольд обладал особенными знаниями. К тому же он мог угадывать будущее и предсказать события.

Гамбуржцам он уже часто оказывал громадные услуги своими предсказаниями о погоде и морских ветрах, чем он давал возможность капитанам кораблей спастись во время. Но вместо благодарности за предупреждение несчастий невежественные гамбургцы обвиняли его в колдовстве и союзе с дьяволом.

— Я знал, что ты придешь сюда, мой сын, — начал Вигбольд, глубоким, приятным голосом. — Я по звездам видел, что наша судьба с сегодняшнего дня соединится вместе.

— Богу это не угодно, — проговорил юнкер. — Меня преследуют и покушаются на мою жизнь. Я должен бежать из Гамбурга.

— Меня тоже преследуют; мое божественное искусство называют чертовщиной. Совет сам состоит из