- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »
Баваклава спала, а отец и мать безмолвно сидели рядом и терпеливо ждали ее пробуждения.
Юный Шаров потоптался на месте, потом тихо спросил:
- Заболела?
Не поднимая головы, отец ответил:
- Если б заболела! Умерла…
Потом он повернулся к сыну и резко сказал: - Понимаешь, бабушка умерла! Мальчик никак не отреагировал на слова отца. Слова прозвучали, но их смысл не дошел до его сознания. Он смотрел на бабушку не с жалостью, а скорее с любопытством - за всю жизнь никогда не видел бабушку спящей. Утром, когда он еще спал, бабушка была уже на ногах. Она трясла его за плечо и тихо говорила: - Ты же опоздаешь в школу. Вставай, Леня! - Минуточку… Еще минуточку, - сквозь сон молил юный Шаров. Сон не отпускал его, затягивал в свои сладкие глубины. А бабушка все трясла его за плечо. И, просыпаясь, он сердился на нее, словно она была виновата в том, что надо подниматься, вставать, идти в школу… Не знал юный Шаров и когда бабушка ложилась спать, потому что укладывался и засыпал раньше ее. Только теперь он увидел бабушку с закрытыми глазами. Гладкий лоб, нос-бугорок. Подбородок со впадинкой. Руки поверх одеяла. Все это не внушало мальчику никакой тревоги. Напротив, в облике бабушки был устойчивый покой, который передавался внуку. Он тихо вышел из комнаты и затворил за собой дверь.
Хотя сердце бабушки уже не билось, юный Шаров продолжал думать о ней, как о живой. Горе запаздывало, задерживалось в пути. И мальчик только смутно догадывался о его приближении. Он все еще ждал, что дверь отворится и в комнату войдет бабушка. «Три часа, а ты еще не обедал!» - воскликнет она и заснует, засуетится, чувствуя себя виноватой за опоздание. Привычка видеть бабушку живой, неутомимой, вечно бодрствующей была настолько сильна и неистребима, что смерть отступала перед ней. В сознании юного Шарова бабушка продолжала жить. Он вдруг вспомнил, что голоден, и пошел на кухню. Обед же разогревать не стал, а сделал себе три толстых бутерброда с колбасой. Два тут же съел всухомятку. С третьим вернулся в комнату. Шел мимо телевизора - щелкнул выключателем. Как раз передавали хоккей, играли его любимые «Крылышки». И через несколько минут, вовлеченный в радостный круговорот игры, юный Шаров совсем забыл о Баваклаве. Когда же голос отца - «Имей совесть!» - вернул мальчика к действительности и он - щелк! - выключил телевизор, то вспомнил, что по пути из школы поленился зайти в аптеку и взять для бабушки глазные капли. Эти капли действовали только два дня, их нельзя было купить впрок, и в его немногочисленные обязанности входило приносить бабушке свежие капли. От капель его отвлекла мысль о Дворце водного спорта. Надо было разыскать чистую рубашку, а он никогда не доставал белья сам и не знал, где оно лежит. То ли у мамы в шкафу, то ль в коридоре - во встроенном. Еще он забыл спросить у Сани, надо ли надеть чистые кальсончики или достаточно сменить рубашку. Он сунулся в один шкаф, в другой. Ничего не нашел и, чтобы оттянуть время мытья, прилег на диван. Обычно в душ его загоняла Баваклава. Она мыла его сама. Даже когда он стал юным, приходила потереть спинку и помыть голову. С Баваклавой можно было и покапризничать и поплескаться. Мама же решительно совала его голову под кран. «Ой, горячо!» - «Ничего, в самый раз!» - «Ой, щиплет глаза!» - «Закрывай крепче!» - и никакого баловства и плесканий… Юный Шаров поймал себя на том, что раньше никогда не задумывался о Баваклаве. Она всегда была рядом, всегда старалась помочь ему, услужить. Ее имя. - «Баваклава» он произносил, как волшебное «Сезам, откройся!», если что-то было нужно. Стоило сказать «Баваклава» - на столе появлялся обед, убирались брошенные посреди комнаты ботинки, гладились брюки, решалась задача. Правда, задачи решались только в младших классах, потом бабушка «отстала», и задачи, которые задавали на дом, были ей не под силу. Она делала множество полезных, нужных для его жизни дел, освобождала его от забот. Поэтому он вспоминал о бабушке, только когда хотел есть, гулять, когда требовалась помощь или защита.
Зазвонил телефон. Юный Шаров вскочил с дивана. Поднял трубку. Знакомый голос весело затараторил: - Старик! Салют! Это я - Саня. Ты душ принял? - Зачем… душ? - растерянно спросил юный Шаров. - Забыл, что ли? Только ноги мой как следует. Там врачи проверяют. И уши мой. Могут не допустить. - Почему… не допустить? - Что с тобой, старик? Ты спал, что ли? Мы же идем во Дворец водного спорта. К Борису Ивановичу. Усек? Плавки нашел? - Нашел, - механически ответил юный Шаров. Ему казалось, что его дружок Саня Ведерников звонит из далекого беззаботного мира, где все в порядке и бабушки не засыпают среди бела дня. - Жду тебя у входа. В четыре. Пятки три лучше! Усек? Счастливый мир отключился. Сегодня юный Шаров впервые думал о бабушке по-иному - без практической надобности. Почему-то вспомнил, как в раннем детстве она надевала ему под шапку платочек, чтобы мех не кололся и не задувал ветер. Когда он подрос, то стал стесняться этого платочка… И еще стал обижаться, когда говорили, что он похож на бабушку. Как это мальчик похож на бабушку?! Ведь если ребята узнают об этом - засмеют! Он смотрелся в зеркало, стараясь убедить себя, что не похож. Но у него был нос бугорком, подбородок со впадинкой, волосы рыжеватые, как у бабушки… Вспомнил, как много лет назад он с Баваклавой ездил в автобусе в лес, и бабушка рассказывала ему про деревья: - Зимой все деревья одинаковые. А весной проклюнутся листья, и деревья станут разными. Польет сильный дождь. Глазастые цветы одуванчика запахнут медом и будут мазать нос желтой пыльцой. Маленький Шаров испробовал цветок своим носом, а потом спросил: - Как спят деревья? - Стоя, - ответила бабушка, - покачиваются и спят. Он задрал голову и увидел светло-зеленые кроны, которые покачивались и как бы плыли в голубом небе над головой. - Они и сейчас спят, раз качаются? Вместо ответа бабушка подвела его к осине. Ствол был гладким и зеленым, как гимнастерка солдата. Бабушка показала ему дырочку - вход в дупло - и велела прижаться к стволу ухом. И он услышал, как поет дерево. Тихо, тоненько, звонко. - Почему оно поет? - спросил мальчик. - В дупле живут птицы. И тогда маленький Шаров решил: «Деревья спят стоя, а в животе у них поют птицы. Хорошо быть деревом!»
Юный Шаров вздохнул и нехотя направился в ванную, отмывать свои черные пятки. Стоя под душем, пыхтя и роняя на пол хлопья мыльной пены, он попробовал дотянуться до спины, но руки оказались коротки.
Потом он повернулся к сыну и резко сказал: - Понимаешь, бабушка умерла! Мальчик никак не отреагировал на слова отца. Слова прозвучали, но их смысл не дошел до его сознания. Он смотрел на бабушку не с жалостью, а скорее с любопытством - за всю жизнь никогда не видел бабушку спящей. Утром, когда он еще спал, бабушка была уже на ногах. Она трясла его за плечо и тихо говорила: - Ты же опоздаешь в школу. Вставай, Леня! - Минуточку… Еще минуточку, - сквозь сон молил юный Шаров. Сон не отпускал его, затягивал в свои сладкие глубины. А бабушка все трясла его за плечо. И, просыпаясь, он сердился на нее, словно она была виновата в том, что надо подниматься, вставать, идти в школу… Не знал юный Шаров и когда бабушка ложилась спать, потому что укладывался и засыпал раньше ее. Только теперь он увидел бабушку с закрытыми глазами. Гладкий лоб, нос-бугорок. Подбородок со впадинкой. Руки поверх одеяла. Все это не внушало мальчику никакой тревоги. Напротив, в облике бабушки был устойчивый покой, который передавался внуку. Он тихо вышел из комнаты и затворил за собой дверь.
Хотя сердце бабушки уже не билось, юный Шаров продолжал думать о ней, как о живой. Горе запаздывало, задерживалось в пути. И мальчик только смутно догадывался о его приближении. Он все еще ждал, что дверь отворится и в комнату войдет бабушка. «Три часа, а ты еще не обедал!» - воскликнет она и заснует, засуетится, чувствуя себя виноватой за опоздание. Привычка видеть бабушку живой, неутомимой, вечно бодрствующей была настолько сильна и неистребима, что смерть отступала перед ней. В сознании юного Шарова бабушка продолжала жить. Он вдруг вспомнил, что голоден, и пошел на кухню. Обед же разогревать не стал, а сделал себе три толстых бутерброда с колбасой. Два тут же съел всухомятку. С третьим вернулся в комнату. Шел мимо телевизора - щелкнул выключателем. Как раз передавали хоккей, играли его любимые «Крылышки». И через несколько минут, вовлеченный в радостный круговорот игры, юный Шаров совсем забыл о Баваклаве. Когда же голос отца - «Имей совесть!» - вернул мальчика к действительности и он - щелк! - выключил телевизор, то вспомнил, что по пути из школы поленился зайти в аптеку и взять для бабушки глазные капли. Эти капли действовали только два дня, их нельзя было купить впрок, и в его немногочисленные обязанности входило приносить бабушке свежие капли. От капель его отвлекла мысль о Дворце водного спорта. Надо было разыскать чистую рубашку, а он никогда не доставал белья сам и не знал, где оно лежит. То ли у мамы в шкафу, то ль в коридоре - во встроенном. Еще он забыл спросить у Сани, надо ли надеть чистые кальсончики или достаточно сменить рубашку. Он сунулся в один шкаф, в другой. Ничего не нашел и, чтобы оттянуть время мытья, прилег на диван. Обычно в душ его загоняла Баваклава. Она мыла его сама. Даже когда он стал юным, приходила потереть спинку и помыть голову. С Баваклавой можно было и покапризничать и поплескаться. Мама же решительно совала его голову под кран. «Ой, горячо!» - «Ничего, в самый раз!» - «Ой, щиплет глаза!» - «Закрывай крепче!» - и никакого баловства и плесканий… Юный Шаров поймал себя на том, что раньше никогда не задумывался о Баваклаве. Она всегда была рядом, всегда старалась помочь ему, услужить. Ее имя. - «Баваклава» он произносил, как волшебное «Сезам, откройся!», если что-то было нужно. Стоило сказать «Баваклава» - на столе появлялся обед, убирались брошенные посреди комнаты ботинки, гладились брюки, решалась задача. Правда, задачи решались только в младших классах, потом бабушка «отстала», и задачи, которые задавали на дом, были ей не под силу. Она делала множество полезных, нужных для его жизни дел, освобождала его от забот. Поэтому он вспоминал о бабушке, только когда хотел есть, гулять, когда требовалась помощь или защита.
Зазвонил телефон. Юный Шаров вскочил с дивана. Поднял трубку. Знакомый голос весело затараторил: - Старик! Салют! Это я - Саня. Ты душ принял? - Зачем… душ? - растерянно спросил юный Шаров. - Забыл, что ли? Только ноги мой как следует. Там врачи проверяют. И уши мой. Могут не допустить. - Почему… не допустить? - Что с тобой, старик? Ты спал, что ли? Мы же идем во Дворец водного спорта. К Борису Ивановичу. Усек? Плавки нашел? - Нашел, - механически ответил юный Шаров. Ему казалось, что его дружок Саня Ведерников звонит из далекого беззаботного мира, где все в порядке и бабушки не засыпают среди бела дня. - Жду тебя у входа. В четыре. Пятки три лучше! Усек? Счастливый мир отключился. Сегодня юный Шаров впервые думал о бабушке по-иному - без практической надобности. Почему-то вспомнил, как в раннем детстве она надевала ему под шапку платочек, чтобы мех не кололся и не задувал ветер. Когда он подрос, то стал стесняться этого платочка… И еще стал обижаться, когда говорили, что он похож на бабушку. Как это мальчик похож на бабушку?! Ведь если ребята узнают об этом - засмеют! Он смотрелся в зеркало, стараясь убедить себя, что не похож. Но у него был нос бугорком, подбородок со впадинкой, волосы рыжеватые, как у бабушки… Вспомнил, как много лет назад он с Баваклавой ездил в автобусе в лес, и бабушка рассказывала ему про деревья: - Зимой все деревья одинаковые. А весной проклюнутся листья, и деревья станут разными. Польет сильный дождь. Глазастые цветы одуванчика запахнут медом и будут мазать нос желтой пыльцой. Маленький Шаров испробовал цветок своим носом, а потом спросил: - Как спят деревья? - Стоя, - ответила бабушка, - покачиваются и спят. Он задрал голову и увидел светло-зеленые кроны, которые покачивались и как бы плыли в голубом небе над головой. - Они и сейчас спят, раз качаются? Вместо ответа бабушка подвела его к осине. Ствол был гладким и зеленым, как гимнастерка солдата. Бабушка показала ему дырочку - вход в дупло - и велела прижаться к стволу ухом. И он услышал, как поет дерево. Тихо, тоненько, звонко. - Почему оно поет? - спросил мальчик. - В дупле живут птицы. И тогда маленький Шаров решил: «Деревья спят стоя, а в животе у них поют птицы. Хорошо быть деревом!»
Юный Шаров вздохнул и нехотя направился в ванную, отмывать свои черные пятки. Стоя под душем, пыхтя и роняя на пол хлопья мыльной пены, он попробовал дотянуться до спины, но руки оказались коротки.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »